---

Текст:

Когда в сентябре 1945 года я приехал в Лондон, огни салюта только что отсверкали: V-Day, город праздновал свою победу.

Война оставила во мне острое ощущение той утраты связи с реальностью, в которой французское общество переживало её от начала до конца. Я не имею в виду ярмарочные идеологии, которые кидали нас то в фантасмагорию нашего величия, сродни бредням старческого маразма или даже бреду агонии, то в компенсаторные фантазии, свойственные детству. Скорее я говорю о систематическом непризнании мира, о тех воображаемых убежищах, которые я как психоаналитик мог безошибочно распознать в группе, ставшей в то время жертвой вызывающего панику разрушения ее морального облика, те самые способы защиты, которые индивид использует против тревоги при неврозе с не менее двусмысленным результатом, столь же парадоксально эффективные и в то же время, увы!, запечатывающие судьбу, передаваемую из поколения в поколение.

Потому я задумался о том, как бы выйти из круга этой пагубной очарованности, чтобы войти в другое царство: такое, где после решительного отказа от компромисса, который бы означал поражение, люди смогли, не вставая на колени перед лицом самых тяжёлых испытаний, вести борьбу до победного конца, обратившего огромную волну, нависшую над нациями и угрожающую вот-вот поглотить их, в историческую иллюзию, одну из самых быстро разрушаемых иллюзий.

С момента моего прибытия и до конца моего пятинедельного пребывания эта надежда на глоток свежего воздуха не встретила разочарования. И именно в форме психологических данных я смог коснуться той истины, что победа Англии имеет в высшей степени моральный порядок, – я имею в виду, что бесстрашие ее народа основано на достоверном отношении к реальности, искажённом его утилитарной идеологией, в частности, термином адаптация, так что даже красивое слово реализм оказывается под запретом из-за гнусного употребления, которым Сlercs de la Trahison¹ умаляли его достоинство и оскверняли глагол, надолго лишившего людей ценностей, подвергнутых нападкам.

Потому мы должны продолжить разговор о героизме и напоминать о его следах, начиная с первых, что явились нам в тот самый момент, когда мы впервые ступили на улицы этого испещрённого рубцами Города, отмеченного каждые двести метров вертикальными разрушениями, в остальном же он был ухожен и мало подпадал под термин руины, мрачный престиж которого, – даже в сочетании с лестным намерением напомнить о величии античного Рима, когда накануне в приветственном слове его употребил один из наших виднейших посланников, – был встречен прохладно народом, не привыкшим гордиться собственной историей.

Столь же суровы и не особо романтичны были и другие знаки, которые, по мере продвижения посетителя, открывались ему то случайно, то в силу обстоятельств: начиная с депрессии, которую, благодаря одной из тех дорожных встреч в сочетании с увековеченной трудными временами солидарностью, описала ему в сомнамбулических метафорах молодая женщина из привилегированного класса, направлявшаяся отпраздновать свое освобождение от сельскохозяйственной службы, на которую она как незамужняя была призвана на четыре года, – и вплоть до истощения творческих сил, о которых свидетельствовали своим признанием или собственным примером врачи и ученые, художники и поэты, эрудиты и даже китаеведы, его собеседники, обнаруживающие качества столь же общие, как и обязательства, требующие предельной энергии от каждого, кто обеспечивал интеллектуальное оснащение современной войны: организация производства, технические устройства для обнаружения или маскировки, политическая пропаганда или разведывательные данные.

Какую бы форму не приняла эта реактивная депрессия с тех пор в масштабе общества, я могу засвидетельствовать, что в то время от нее исходил тонизирующий эффект, который я бы не упоминал здесь из опасения, что он будет воспринят как слишком субъективный, если бы он не позволил мне обнаружить смысл того, что скрывали за собой усилия англичан, оценку которым я имел право дать.

Мы должны обрисовать поле того, что было достигнуто психиатрами в Англии во время войны и благодаря ей, того, как они использовали свою науку (в единственном числе) и свои методы (во множественном числе), и того, что каждому из них удалось извлечь из этого опыта. В этом и заключается смысл названия книги бригадного генерала Риса, на которую мы будем неоднократно ссылаться: The shaping of psychiatry by the war².

Понятно, что, исходя из принципа тотальной мобилизации сил нации, необходимой для современной войны, проблема количества рабочей силы зависит от масштабов населения, поэтому в такой небольшой стране как Английская метрополия мобилизации подлежали все – и мужчины, и женщины. Но также здесь возникает проблема эффективности, требующей не только неуклонного участия каждого человека, но и согласованности их действий для быстрой передачи самых смелых решений от руководителей до последних исполнителей. В решении подобной проблемы всегда найдется место для психологической рационализации, но квалификации англичан мирного времени, их высокого политического образования и уже разработанной пропаганды оказалось достаточно.

Совсем иным был вопрос о создании с нуля армии национального масштаба по типу континентальных армий в стране, имевшей до того лишь небольшую профессиональную армию, ибо она упорно противилась воинской повинности вплоть до самого кануна военного конфликта.

Нужно в полной мере отдавать себе отчёт в том факте, что еще очень молодая психологическая наука была призвана осуществить то, что можно назвать искусственным созданием армии, тогда как она, эта наука, лишь только-только стала проливать свет рационального мышления на понятие тела как социальной группы с заданной структурой.

Именно в трудах Фрейда вопросы подчинения и морали были впервые поставлены в научных терминах отношений идентификации, – я имею в виду все эти заклинания, позволяющие полностью поглотить страхи и тревоги каждого человека, растворив их за солидарностью группы в ее отношениях с жизнью и смертью, что до этого было монополией практикующих военное искусство – как завоевание разума, интегрирующее саму эту традицию в облегчённом виде и возводящее её во вторую степень.

Во время двух ошеломляющих побед при высадке десанта во Франции и при форсировании Рейна мы смогли убедиться, что при равном уровне технической оснащённости и военной подготовки преимущественно было на стороне армии, поднявшей эту подготовку на столь высокий уровень, что она превзошла все до того известные миру, – к тому же, она подкреплялась моральной поддержкой, связанной с демократизацией иерархических отношений, на тревожную ценность которых мы указали как на фактор превосходства, когда вернулись с Олимпийских игр 1936 года в Берлине, – при этом, с другого конца, вся мощь этой подготовки уравновешивалась превосходными концепциями тактики и стратегии, продуктами расчётов инженеров и торговцев.

Таким образом окончательно и несомненно рассеялась мистификация кастового и школьного образования, где офицер сохранял на себе тень священного знака, украшавшего древнего воина. Кроме того, на примере еще одного победителя мы знаем, что нет такого органа управления, который ради безопасности своего народа рекомендовал бы ему ношение топора, и что оценивать его лучше по шкале фетишизма, наивысшие плоды которого даёт нам центральная Африка, где всё ещё процветает достойный уважения обычай использовать его в качестве хранителя национальных идолов.

Как бы то ни было, всем известно, что традиционная позиция командования не благоволит разумности инициатив. Вот почему в Англии, когда в начале 1939 года события ускорились, высшие власти отвергли проект, представленный службой армейского здравоохранения, предлагающий организовать не только физическую, но и также психологическую подготовку новобранцев. И тем не менее, принцип проекта был применен в Соединенных Штатах, еще во время предыдущей войны, по инициативе доктора Томаса Уильяма Салмона.

Таким образом, когда в сентябре разразилась война, у Англии была всего дюжина специалистов под руководством Риса в Лондоне; два консультанта были прикомандированы к экспедиционным силам во Францию и два в Индию. В 1940 г. в госпитали хлынули пациенты с проблемами дезадаптации, различными правонарушениями, психоневротическими реакциями, и под давлением этой чрезвычайной ситуации с помощью двухсот пятидесяти набранных по призыву психиатров была организована кампания, размах и гибкость которой мы и собираемся здесь продемонстрировать. Этому предшествовал дух изобретательства, с которым полковник Харгривз впервые описывал отборочные тесты, основанные на исследованиях Спирмена³, уже использовавшиеся в Канаде при разработки теста Пенроуза-Рейвена⁴.

С этого момента будет принята система, известная как PULHEMS, уже опробованная в канадской армии, где рейтинг от 1 до 5 присваивается каждой из семи букв, обозначающих, соответственно, общее телосложение (Physique), функциональность верхних конечностей (Upper limbs), нижних конечностей (Lower limbs), слух (Hearing), зрение (Eyes), психические способности (Mental), имеется в виду интеллект, и, наконец, эмоциональную стабильность (Stability); таким образом, две шкалы из семи относятся к психологическому порядку.

Первичный отбор проводится среди новобранцев⁵, в результате отсеиваются десять процентов, набравших низшие показатели.

Следует подчеркнуть, что этот отбор не брал в расчёт ни тех особых качеств и навыков, которых требует функция передачи сообщений [transmission], столь важная для современной войны, ни субординации боевой группы, обслуживающей оружие, переставшее быть инструментом и ставшее машиной. То, что было важно получить, так это некоторую однородность отряда, которая считается существенным фактором для сохранения его морального духа.

Действительно, любой физический или интеллектуальный недуг приобретает аффективное значение для субъекта внутри группы в связи с процессом горизонтальной идентификации, хоть и предложенной Фрейдом в работе, упомянутой ранее, но забытой на фоне идентификации, если можно так сказать, вертикальной – той, что с лидером.

Субъекты, в существенной мере отмеченные тем или иным дефектом – медлительные в обучении, измождённые чувством собственной неполноценности, неприспособленные и склонные к правонарушениям не столько из-за отсутствия понимания, сколько из-за устремлений компенсаторного порядка, что является плодотворной почвой для депрессивного или тревожного raptus, состояний спутанности сознания, возникающих при полученных на передовой эмоциональных или физических потрясениях, что естественным образом приводит к всевозможным формам психического заражения – должны быть изолированы как болваны [dullards]. Французским аналогом этого термина будет, как указал наш друг доктор Тюрке, присутствующий сегодня здесь, не умственно отсталый [arriéré], но, скорее, недотёпа [lourdaud]. Другими словами, он относится к тому, что наш разговорный словарь обозначает словом дурак [dé bilard], дающим оценку не столько интеллектуальному уровню, сколько личности.

К тому же, стоит собрать этих субъектов вместе, как они оказываются несравнимо более эффективными, благодаря высвобождению усердия, соответствующего их социальным навыкам, которые теперь могут принимать разнообразные формы; даже сексуальная мотивация их поступков не ослабевает, как бы доказывая, что нарушения не столько зависят от так называемого господства инстинктов, сколько представляют собой компенсацию социального одиночества. Во всяком случае, именно об этом свидетельствовал опыт переработки этих отходов в Англии, в отличие от Америки, которая могла позволить себе роскошь их выбрасывать. Сначала их занимали в сельскохозяйственных работах, а потом делали пионерами [pionniers]⁶, не подпуская к линии фронта.

Подразделения, избавленные таким образом от своих слабейших элементов, испытали облегчение за счет снижения количества феноменов шока и невроза, а также эффектов упадка боевого духа коллектива, в пропорции, которую можно было бы назвать геометрической.
Генерал-майор Рис увидел, как можно применить этот основополагающий опыт к социальной проблеме нашей цивилизации, задействуя его в актуальной практике, никоим образом не примыкая к скабрезным теориям евгеники и представляя полную противоположность предостерегающему нас мифу О дивного нового мира Хаксли⁷.

Здесь имеет место сотрудничество нескольких дисциплин, с которыми, какими бы теоретическими они ни казались некоторым из нас, было бы неплохо ознакомиться каждому. Ведь только при этом условии мы можем и должны оправдать наше первенство в использовании психологических наук в масштабах коллектива. Если английские психиатры действительно признали это в ходе опыта войны – с тем успехом, к которому мне еще предстоит вернуться, – то это, как мы увидим, связано не только с большим числом психоаналитиков среди них, но и с тем фактом, что все они были заняты распространением концепций и modus operandi психоанализа. Более того, едва появившиеся на нашем горизонте дисциплины, например, психология так называемых групп, достигли в англосаксонском мире достаточного развития, чтобы найти выражение в работах Курта Левина, на уровне, ни много ни мало, векторного анализа математики.

Так во время длинной беседы с двумя врачами, которых я собираюсь представить вам как пионеров этой революции, переводящей всё в масштаб коллектива, один из них холодно объяснил мне, что для групповой психологии Эдипов комплекс является эквивалентом того, что в физике называется проблемой трёх тел, – задачи, для которой, как известно, так и не было найдено окончательного решения.

У нас считается хорошим тоном посмеиваться над такого рода рассуждениями, забывая при этом о риске впасть в догматизм.

Итак, я попытаюсь представить вам в естественном, так сказать, виде этих двух мужчин, в каждом из которых горит пламя творчества. В первом это пламя как бы застыло в неподвижной и лунообразной маске, подчёркнутой тонкими запятыми чёрных усов, которые не менее, чем высокий рост и поддерживающая его грудная клетка пловца, выдают ложь кречмеровских формулировок⁸, поскольку всё в нём говорит о том, что мы находимся в присутствии одного из тех существ, кто остается одиноким даже в моменты высшей степени самопожертвования, что в данном случае подтверждается его подвигом во Фландрии, где он с тростью в руке бросился в бой на идущий в атаку танк, что позволило ему парадоксальным образом вырваться из сетей судьбы, – в другом это пламя искрится за очками в ритме жарких призывов продолжать действовать, от улыбки этого человека приподнимается его щетина, и его опыт аналитика прекрасно завершает этот путь руководства людьми, начавшийся в огнях октября 17-го года в Петрограде. Первый, Бион, и второй, Рикман, вместе опубликовали статью – в выпуске от 27 ноября 1943 г. журнала The Lancet, аналогичного по своему назначению и формату нашей Presse médicale, – которая, хоть и занимает всего шесть журнальных колонок, непременно войдёт в историю психиатрии.

В своей статье с показательным заглавием Intra-group tensions in therapy, Their Study as the task of the group, то есть, Внутригрупповая напряжённость в терапии: её изучение как задача группы⁹, авторы приводят конкретный пример их работы в военном госпитале, где со всей тщательностью и, я бы сказал, безупречной скромностью, освещают принципы и, в то же время, демонстрируют значение своего метода. Мне эта работа дала ощущение чуда, напомнив первые демарши фрейдистов: когда даже в самой тупиковой ситуации находится живая сила, способная действовать. Итак, мы видим Биона, этого жесткого человека, который, в рамках так называемой службы по переподготовке стал жертвой примерно 400 или около того птиц¹⁰.

Анархическая назойливость их меняющихся потребностей, просьбы об особых исключениях, хроническая незаконность их положения – всё это с самого начала представлялось ему препятствием, парализующим его работу, вычитающим часы из его рабочего времени, которого становилось недостаточно, уже даже арифметически, для решения базовой проблемы, лежащей в основании каждого конкретного случая, если рассматривать их по одному. Именно в таком трудном положении оказывается Бион, ступающий на путь, ведущий его к переходу через Рубикон инновации метода.

В самом деле, кто эти люди в их нынешнем положении? Солдаты, которые не могут подчиняться дисциплине и которые противятся терапевтическому воздействию, связанному с этим фактом, поскольку именно он их здесь объединил.

Итак, что нужно, чтобы превратить эту совокупность неисправимых – то, что называется исправительной ротой – в стройно шагающий отряд театра боевых действий? Два элемента: наличие врага, объединяющего группу перед лицом общей угрозы, и лидера, чей человеческий опыт позволяет ему как можно точнее установить предел, допустимый для их слабостей. Он может удерживать эту грань, благодаря своему авторитету, другими словами, благодаря разделению со всеми другими понимания того, что взяв на себя ответственность однажды, он не “сдрейфит”.

Автор статьи – как раз один из таких лидеров, для которого уважение человека – это чувство собственного долга, и он способен поддержать любого, во что бы тот его не ввязывал.

Что же касается общей угрозы, то не кроется ли она в тех самых экстравагантных странностях, которые обусловливают смысл пребывания этих людей здесь, противореча при этом основным условиям их выздоровления? Необходимо, чтобы они сами осознали это.

Здесь-то и вмешивается психоаналитик, который будет понимать сумму препятствий, противостоящих этому осознанию, как сопротивление или систематическое непризнание, с которыми он научился справляться при лечении невротических индивидов. Теперь он собирается реализовать этот подход на уровне группы.

В предписанной ситуации Бион имеет даже большую власть над группой, чем обычно психоаналитик над индивидом, поскольку, по крайней мере по праву участника и в качестве лидера, он является частью этой группы. Но это именно то, чего группа не понимает. Кроме того, врачу придётся преодолеть притворную инертность психоаналитика и опереться на единственную данную ему возможность удерживать группу в пределах досягаемости его слов.
На этом основании он возьмётся организовать ситуацию так, чтобы заставить группу осознать трудности своего существования как группы, а затем будет делать её все более и более прозрачной для самой себя, пока каждый из её членов не сможет адекватно судить о прогрессе целого – принимая во внимание, что идеал такой организации для врача заключается в её совершенной читаемости, так что он мог бы в любое время оценить направление, в котором движется каждый отдельный “случай”, будь то возвращение в воинскую часть, возвращение в гражданскую жизнь или упорство в неврозе.

Вот краткое изложение положений, которые он обнародует перед всеми мужчинами во время предварительной встречи: будет сформировано некоторое количество групп, каждая из них будет определяться объектом занятий, выбор которого полностью предоставляется инициативе этих мужчин, т.е. не только каждый может по своему собственному желанию присоединиться к той или иной группе, но также он сможет предложить новую группу в соответствии со своей идеей, с тем единственным ограничением, что объект новой группы должен быть новым, другими словами, он не должен выполнять ту же функцию, что и объект другой группы. При этом предполагается, что каждому позволено в любой момент времени отдохнуть в специальной казарме ad hoc, без каких-либо обязательств, кроме единственного – предупредить об этом старшего надзирателя. Проверка работоспособности установленного таким образом порядка будет предметом общего собрания, которое будет начинаться каждый день без десяти двенадцать и будет длиться полчаса.

Статья позволяет нам проследить захватывающую последовательность этапов, начиная с первых колебаний людей при объявлении таких порядков, которые, принимая во внимание то, как обычно ведутся дела в таких учреждениях, могут вызвать головокружение (могу себе представить, какой эффект они произвели бы в моем прежнем отделении в госпитале Валь-де-Грас), продолжая появлением первых шатких объединений, представляющих собой, скорее, проверку добросовестности доктора, и в итоге вхождение мужчин в игру, где они организуют столярную мастерскую, подготовительные курсы для офицеров связи, курсы практической картографии, мастерские по обслуживанию транспортных средств и даже группу, посвящённую ежедневному обновлению расписания имеющихся занятий со списком участников, – доктор, в свою очередь, подтрунивая над их работой подобно тому, как они сами ловили его на слове, вскоре получает возможность указывать им на неэффективность их собственных действий, в которой, как ему повторяют, виновато функционирование армии, – таким образом в группе вдруг кристаллизуется самокритика, отмеченная, среди прочего, появлением добровольного дежурства в комнатах, отныне вымытых и прибранных, также возникают первые обращения к администрации с коллективным протестом против бездельников, наживающихся на чужом труде, а каким было возмущение одной пострадавшей группы (этого эпизода нет в статье) в тот день, когда она обнаружила пропажу ножниц для кожи! Но каждый раз, когда требуется его вмешательство, Бион с непоколебимым терпением психоаналитика возвращает мяч тем, у кого он в игре: ни наказания, ни замены ножниц. Бездельники – это проблема, которую необходимо отрефлексировать в группе, как и проблему сохранения ножниц для работы. Пока такие проблемы не будут решены, более активные будут тащить остальных на своих плечах, а покупка новых ножниц будет производиться за общий счет.

В этих условиях Бион держит удар, и когда какой-нибудь умник предлагает учредить танцевальный класс, он вовсе не отвечает напоминанием о приличиях, которое, без сомнения, стремился спровоцировать сам зачинщик, он знает как положиться на более тайную мотивацию, скрытую в чувстве неполноценности любого человека, которому отказано в чести сражаться; не обращая внимания на возможную критику, и даже скандал, он принимает вызов в интересах социального поощрения и решает, что занятия будут проводиться по вечерам после работы женщинами-сотрудниками ATS¹¹ больницы (эти инициалы обозначают призванных женщин), и что эти классы будут зарезервированы для тех, кто ничего не знает о танце и собирается им научиться. И действительно, занятие, которое проводится в присутствии офицера, занимающего должность директора госпиталя, приобщает этих мужчин к такому стилю поведения, который, благодаря признанию, пробуждает в них чувство собственного достоинства.

В течение нескольких недель эта так называемая служба реабилитации становится вместилищем нового духа, свидетелями которого офицеры стали во время коллективных мероприятий, например, армейских концертов, они могли поддерживать более фамильярные отношения с солдатами, порождая командный дух службы, который передавался новичкам, прибывающим на смену уезжающим, отмеченных его благотворным влиянием. Особые условия существования группы поддерживались постоянной активностью вдохновляющего её доктора.

Таков принцип группового лечения, основанный на опыте группы и осознании факторов, необходимых для поддержания хорошего группового духа. Это лечение, оригинальная ценность которого становится заметна в сравнении с различными другими попытками, предпринятыми в англосаксонских странах в той же области, но с использованием других средств.

Рикман применяет тот же метод в комнате наблюдения, где он имеет дело с меньшим числом больных, а также группируя между собой менее гомогенные случаи. Поэтому он должен сочетать это с индивидуальными беседами, подходя при этом к проблемам пациентов всегда с одной и той же позиции. В связи с этим он делает следующее замечание, которое некоторым может показаться поразительным: если и можно сказать, что невротик эгоцентричен и ненавидит любые попытки сотрудничества, то это, быть может, лишь потому, что, когда дело доходит до общения с ближним, он редко оказывается в обстановке, где все участники были бы на одном с ним уровне.

Этой формулой я бросаю вызов тем из моих слушателей, кто утверждает, что условием всякого рационального лечения психических расстройств является создание нео-общества, поддерживающего или восстанавливающего человеческие связи больного, само исчезновение которых удваивает патологию расстройства.

Я задержался на воспроизведении ярких деталей этого опыта, потому что они кажутся мне предвестниками рождения нового взгляда на мир. И если кто-то возразит мне, что дело в специфически английском характере некоторых его штрихов, я отвечу, что это одна из проблем, которую следует поставить перед этим новым мировоззрением: как выделить ту часть групповых феноменов психики, которые подлежат работе? зависит ли конкретный показатель групповой мобилизации от культурного бэкграунда? Как только разум изобретает новый регистр причинности, он уже не может так легко от него отделаться.

С другой стороны, такой регистр придает более ясный смысл некоторым наблюдениям, которые были не так хорошо выражены в уже существующих понятийных системах: такова формула, которая красной нитью проходила через рассуждения моего друга, психоаналитика Тюрке, когда он рассказывал мне о гомосексуальной структуре военной профессии в Англии и спрашивал меня, применима ли эта формула к французской армии?

Что же удивляться, что на любой специализированный социальный организм благотворно влияет специфическая деформация индивидуального порядка, если весь опыт человечества говорит нам о том, что именно неадекватность физиологии человека поддерживает наибольшую плодотворность его психики.

Поэтому, обращаясь к наблюдениям, которые я смог извлечь из этого фрагментарного опыта, я отвечаю ему, что достоинство мужественности, выраженное в крайней степени традиционности офицерской подготовки в нашей стране, неоднократно представлялось мне компенсацией того, что наши предки назвали бы определенной слабостью перед лицом наслаждений [faiblesse au déduit].

Разумеется, этот опыт является менее знаковым, чем тот, который я пережил в 1940 году в качестве крошечного в масштабах нации феномена: я имею в виду разлагающее воздействие на человека психического преобладания семейных ценностей и тот незабываемый военный парад в спецподразделении, к которому я был прикомандирован – парад субъектов, еще не пришедших в себя от жара юбок матери и жены, которые, благодаря переменам, приведшим их к более или менее усердной военной выучке, не будучи объектами какого-либо психологического отбора, были повышены до званий, определяющих ведение боя: от командира взвода до капитана. Моё не давало мне никакого доступа к имевшимся у нас образцам непригодных к войне высшего состава, кроме как посредством слухов. Укажу лишь на обнаруженный мной в масштабе коллектива эффект деградации мужского типа, который я связал с социальным упадком отцовского имаго в статье о семье в 1938 году¹².

Это не отклонение от темы, ибо в проблеме вербовки офицеров психиатрическая инициатива показала свои самые блестящие результаты именно в Англии. В начале войны комплектование армии посредством эмпирического отбора по званиям казался абсурдным – в первую очередь, потому что стало быстро понятно, что из любого отличного, или даже посредственного, унтер-офицера вряд ли можно получить офицера, и что когда отличный унтер-офицер показал свою несостоятельность как кандидат в офицеры, он возвращается в свой корпус плохим унтер-офицером. Кроме того, подобный набор не мог удовлетворить грандиозным потребностям национальной армии, которую нужно было создать из ничего. Вопрос нашёл положительное решение благодаря аппарату психологического отбора, который, как это ни удивительно, смог с самого начала уподобиться практике, реализация которой до того требовала долгих лет обучения.

Главное отборочное испытание для офицеров было первым и самым масштабным, предварительным для любой специальной подготовки, оно проходило в течение 3-х дней в центре, где кандидатам предоставлялось жилье, и из рассказов знакомых об их общей жизни с членами жюри мы знаем, что они имели прекрасный доступ к наблюдениям друг за другом.

В течение этих трех дней они должны были выполнить серию заданий, которые были направлены не столько на выявление их технических способностей, коэффициента интеллекта или, точнее, того, что анализ Спирмена научил нас выделять в знаменитом факторе g как центральный момент интеллектуальной функции, сколько на их личности, в особенности на баланс их отношений с другими, который определяет расположение самих этих способностей и степени их влияния на роль лидера и в условиях боя. Таким образом, все тесты были сосредоточены на выявлении личностных качеств.

В первую очередь, это были письменные тесты, включающие в себя опросник о личных семейных связях и о происхождении кандидата, а также: тесты на словесные ассоциации, которые предлагались экзаменуемому в виде некоторого ряда серий, определяющих его эмоциональное состояние; тесты на так называемую “тематическую апперцепцию” по Мюррею¹³, которые выявляют значение, приписываемое субъектом картинкам, двусмысленным образом отсылающим к аффективно заряженным темам (мы также используем эти картинки, выражающие весьма специфические черты скорее даже американской, чем английской психологии); и наконец, написание двух портретов испытуемого в том виде, в каком его могли бы создать его друг и его строгий критик.

Затем следует серия тестов, в которых испытуемый помещается в квази-реальные ситуации, препятствия и трудности которых меняются в зависимости от изобретательности экзаменаторов и которые раскрывают его основные установки, когда он борется с обстоятельствами и людьми.

Для теоретического охвата укажу еще на испытание, которое называется группа без лидера, которым мы также обязаны научным размышлениям Биона. Из примерно десяти испытуемых формируется команда, ни один из них не наделен заранее установленным авторитетом: им предлагается задача, которую они должны решить в сотрудничестве друг с другом и разнообразные трудности которой затрагивают конструктивное воображение, способность к импровизации и к предвидению, эффективность исполнения, – например: группа должна пересечь реку, используя определённое снаряжение, требующее максимальной изобретательности, имея в виду, что после использования его надо сохранить и т.д.

Во время этого испытания выбираются отдельные субъекты, которые, благодаря таким своим качествам как инициативность и дар командования, смогли добиться победы. Но наблюдателя интересует не столько то, что проявляется в качестве лидерских способностей каждого, сколько то, насколько он умеет подчинить стремление самоутвердиться общей цели, которую преследует команда и в которая должна объединить их вместе.

Рейтинг, полученный в таком испытании, нужен только для первичного отбора. Когда этот аппарат только начинал функционировать, каждому из кандидатов предлагалось пройти интервью с психиатром в свободном и конфиденциальном режиме, характерном для анализа; впоследствии, из соображений экономии времени, это мероприятие было зарезервировано только для испытуемых, отличившихся неоднозначной реакцией в пройденных испытаниях.
Два момента заслуживают нашего внимания: с одной стороны, честная игра [fair-play], соответствующая постулату аутентичности у кандидатов, где в качестве последнего средства используется психоаналитическое интервью, и где в свидетельствах, даже тех, кто считал себя признанным не годным, говорилось о том, что испытание вызвало у них чувство, будто они пережили что-то необыкновенно интересное; с другой стороны, роль, выпавшая здесь психиатру, на чём мы собираемся ненадолго задержаться.

Несмотря на то, что именно психиатры – Уилткавер, Роджер, Сазерленд, Бион – спроектировали, учредили и совершенствовали этот аппарат, им как членам жюри давался только один из голосов. Президент и вице-президент – заслуженные офицеры, избранные за их военный опыт. Наравне с psychologist, которого мы у себя во Франции называем психотехником – специалистом¹⁴, гораздо чаще представленным в англосаксонских странах, чем в нашей, поскольку там он гораздо шире задействован в функционировании помогающих социальных институтов, при приведении общественных опросов, в профориентации и даже в частных инициативах при подборе персонала для повышения эффективности производства. Наконец, даже сержант, на которого возлагались задачи по надзору и содействию испытаниям, участвовал хотя бы в одном из обсуждений.

Таким образом, мы видим, что при вынесении решения об испытуемом, объективность этой оценки в гораздо большей степени базируется на человеческих, в широком смысле, мотивах, чем на механических операциях.

Ведущая роль, которую приобретает в таком концерте голос психиатра, позволяет ему оценить социальную нагрузку, которую возлагает на него его функция. Одно только это открытие, сделанное участниками, порой, к их собственному изумлению, о котором они недвусмысленно свидетельствуют, заставляет признать – даже тех, кто хочет рассматривать эту функцию лишь в сокращенном ее варианте, до сих пор определяемом словом алиенист¹⁵, – что на самом деле они посвящают себя защите того, кто продвигает их по службе, даже если это позволяет выполнять им выдающуюся функцию в обществе.

Поверьте, в Англии, как и во Франции, среди самих психиатров существует не меньшая оппозиция такому расширению их обязанностей, которое, по нашему мнению, соответствует подлинному определению психиатрии как науки, а также ее истинному положению как искусства врачевания.

С той разницей, что в Англии она должна была утихнуть в среде тех, кто принимал участие в военных действиях, также эта оппозиция больше не выступала за равноправное общение с немедицинскими психологами, при анализе которого мы можем видеть, что это противостояние проистекает из noli me tangere, нередко лежащего в основе призвания медиков в не меньшей степени, чем у священнослужителей и юристов.

Эти три профессии, по сути, обеспечивают человеку положение, благодаря которому его превосходство перед собеседником гарантировано ему заранее. К счастью, обучение, которое мы получаем в ходе нашей практики, может сделать нас менее мнительными, по крайней мере тех из нас, кто не настолько перегружен личным опытом, чтобы пользоваться им для собственного катарсиса. Именно эти люди могут развить в себе чувствительность к человеческим глубинам, которая, конечно, не является нашей привилегией, но которая должна лечь в основание нашей квалификации.

Таким образом, психиатр не только будет занимать почётное и главенствующее место в функциях консультирования, подобных тем, что мы только что описали, но также ему будут предложены новые возможности, связанные с опытом, напоминающим опыт районного психиатра [l’area psychiatrist]. Эта функция, также введённая в английской армии, может быть описана как функция психиатра, прикреплённого к военному округу. Освобожденный от всех служебных обязательств и подчинённый только вышестоящим инстанциям, он должен был изучать, прогнозировать и вмешиваться во все вопросы, связанные с психическим здоровьем солдат в данном районе, с точки зрения порядков и условий их жизни. Таким образом, выявлялись и пресекались факторы, порождающие те или иные психологические эпидемии, массовые неврозы, различные формы правонарушений, дезертирства и самоубийств, и предлагался целый комплекс мер социальной профилактики на будущее.

Такая функция, несомненно, найдёт своё применение в плане Бевериджа, который, обратим внимание, рекомендует отводить 5% коек в местах общей госпитализации на долю лечения неврозов, что превышает все показатели, существующие до сих пор в области психиатрической профилактики. В книге, на которую мы постоянно ссылаемся, Рис описывает функцию районного психиатра в мирное время как занятого территорией, население которой включает от 50 до 75 000 жителей. Он должен отвечать за все аспекты условий жизни и социальных отношений такого населения, которые могут быть признаны как влияющие на его психическое здоровье. В самом деле, можно ли продолжать спорить о психогенезе психических расстройств, когда статистика в очередной раз демонстрирует поразительный феномен снижения случаев психических заболеваний во время войны как среди гражданского населения, так и в армии? Не менее отчётливо этот феномен проявился в Англии, где он имел место вопреки и несмотря на предполагаемое воздействие бомбардировок на гражданское население. Мы знаем, что статистические корреляции этого явления не позволяют даже при самом беглом рассмотрении связать его с какими-либо побочными причинами, будь то сухой закон, особенности диеты или даже психологические эффекты иностранной оккупации и т.д.

Книга Риса также открывает любопытную перспективу значительного улучшения прогноза лечения психозов в гораздо менее изолированных условиях военной среды¹⁶.

Возвращаясь к вкладу психиатрии в войну, я не буду останавливаться на специальных отборах, которым подвергались войска специального назначения, бронетанковые части, Королевские ВВС (R.A.F.), Королевский флот (Royal Navy). Эти отборы, организованные ещё в прежние времена, основанные на показателях остроты чувств и технического мастерства, должны были быть дополнены оценкой личностных качеств, за которую отвечал психиатр. Потому что, когда речь идёт, например, о том, чтобы доверить лётчику аппарат стоимостью в миллион фунтов стерлингов, то типичные реакции вроде “бегства от опасности” приобретают свое истинное значение с точки зрения рисков, и даже исключительная доктринальность немцев не помешала им прибегнуть к психоаналитическим исследованиям, доказавшим свою ценность.

Точно так же психиатр присутствовал повсюду на линии огня, в Бирме, в Италии, в войсках специального назначения, а также на военно-воздушных и военно-морских базах, – там, где его критика была направлена на существенные узловые проблемы, выявленные им благодаря тем или иным симптомам и проявлениям.

Эпизоды коллективной депрессии проявлялись очень по-разному у спецназовцев [Commandos], отбор которых оставлял желать лучшего. Упомяну лишь молодого психиатра, который, следуя на фронт в Италии, чтобы присоединиться к парашютным частям, взял с собой в небольшом багаже лётчика книгу Мелани Кляйн, познакомившую его с понятием плохие объекты и с их интроекцией, имеющей место в период интереса к экскрементам и в еще более ранний период орального садизма: эта точка зрения оказалась весьма плодотворной для понимания субъектов, психологическая позиция которых уже была обозначена их добровольной вербовкой.

После окончания войны психоаналитические взгляды занимали не менее заметное место в работе по реабилитации заморских военнопленных и военнослужащих.

Для этой работы было выделено несколько специальных центров, один из которых расположился в старинном доме Хартфилд, до сих пор являющемся резиденцией маркиза Салисбери и сохранившем первозданную архитектуру, поскольку с момента постройки семейством Сесил в XVI веке его не покидали; я посетил его в один из тех лучезарных дней, которые часто дарит лондонский октябрь, а в том году – с особой щедростью. Мне позволили побродить по территории в своё удовольствие достаточно долго, чтобы я убедился в полной свободе, которой пользуются постояльцы, – свободе, которая оказалась совместимой с сохранением старинных картин в комнате, размером с версальскую Зеркальную галерею, служившей дортуаром, – не менее чем совместимой с уважением к порядку в трапезной, где, будучи гостем я сам мог видеть, как мужчины и офицеры собирались в группки под сенью внушительной гвардии в доспехах.

Мне удалось побеседовать с майором Дойлем, который ввёл меня в это общество, и с его медицинской командой. Отмечу лишь два момента, которые, согласно его мнению, представляют здесь основную проблему: необходимо было справляться с фантазмами пациентов, занявшими доминирующее положение в их психике за годы уединения или заключения, в то время как метод лечения, используемый в центре, вдохновлялся принципами психодрамы Морено, т.е. терапии, которая появилась в Америке и которую также следует классифицировать как групповую психотерапию психоаналитического происхождения. Отметим лишь, что катарсис пациентов, особенно психотиков, достигался за счет того, что они исполняли роли, предложенные в сценариях, составленных отчасти по их усмотрению.

Здесь также имели место дискуссионные группы, свободные или направленные, всевозможные ателье, абсолютная свобода в использовании своего времени (при первом знакомстве с этим местом я не мог не восхититься тем, что некоторые с удовольствием прогуливаются между дымовыми трубами по скату крыши, достойной воображения Гюстава Доре), посещение заводов, беседы о социальных и технических проблемах современности – всё это станет теми средствами, с помощью которых многие пациенты смогут вернуться от бегства в мечтания к работе трактирщиком в “пабе” или к какой-нибудь несложной работе, снова оказавшись востребованными на своем месте. Кроме того, они смогут обратиться за квалифицированной консультацией к социальным работникам и юристам для решения своих профессиональных и семейных проблем. Достаточно сказать, что 80% вышеперечисленных категорий граждан добровольно выбирают этот изолятор, где срок их пребывания, сокращенный или продленный по их желанию, составляет в среднем шесть недель.

В конце моего визита, по возвращении директора, полковника Вильсона, мне было приятно услышать замечания, которые дали мне почувствовать, что в социальном плане война не оставляет Англию в том состоянии, о котором говорит Евангелие, – разделённого царства.

Таким образом, психиатрия послужила тому, чтобы выковать орудие, с помощью которого Англия выиграла войну. И наоборот, война изменила психиатрию в Англии. В этой, как и в других областях, война оказалась местом рождения прогресса в той конфликтной диалектике, которая, по-видимому, характеризует нашу цивилизацию. Мое изложение завершается на том моменте, когда мы обнаруживаем горизонты, проецирующие нас в общественную жизнь и даже, о ужас, в политику. Несомненно, там мы найдём объекты, которые могут нас заинтересовать и возместить ущерб, полученный нами от увлекательнейших работ в духе “Дозировка продуктов распада мочевины при фабульных парафрениях”, неисчерпаемых продуктов снобизма фальшивой науки, в которых находило компенсацию чувство неполноценности, господствовавшее в психиатрии перед лицом предрассудков медицины, ушедших в прошлое.

С того момента, как мы вступили на путь великого социального отбора, когда мощные частные компании, такие как Hawthorne Western Electric в Сединённых Штатах, уже осуществили его в своих интересах, опередив органы государственной власти, мы не можем не видеть, что государство должно будет заняться им в интересах всех, и что уже сейчас, задействуя отбор лучших среди болванов, можно было бы получить порядка 200 000 рабочих.

Как можно не замечать, что сотрудничество с чиновниками, администраторами и психологами уже прописано в организациях, подобных тем, которые в Соединённых Штатах и Англии называются child guidance¹⁷?

Наше согласие с этим не следует путать с псевдореализмом, который всегда жертвует качеством.

Приводя в пример эти достижения, мы ни на минуту не забывали о высоких нравственных традициях, которыми они были отмечены. Во всех них царил дух симпатии к людям, – дух, который не в меньшей степени представлен в сегрегации болванов, с сохранением уважения ко всем людям.

Достаточно напомнить, что вместе с самыми суровыми требованиями войны, жизненно важной для коллектива, вместе с развитием аппарата психологического воздействия, который с этого времени становится искушением для власти, Великобритания поддержала принцип уважения к отказу от военной службы по убеждениям.

По правде говоря, риски, связанные с таким уважением к коллективным интересам, как показал опыт, ничтожны, и эта война, думаю, в достаточной мере продемонстрировала, что опасности человеческого будущего проистекают не из чрезмерного непослушания отдельных людей. Теперь ясно, что тёмные силы Сверх-Я в сочетании с самым трусливым отказом от совести ведут людей на смерть, с которой они соглашаются по самым бесчеловечным причинам, и что не всё, что выглядит жертвой, является героизмом.

С другой стороны, развитие, которое в этом столетии будет произрастать из средств воздействия на психику¹⁸, заранее установленное управление образами и страстями, которое уже успешно реализуется вопреки нашему здравому смыслу, нашей решимости и нашему нравственному единству, станут поводом для новых злоупотреблений властью.

Мы полагаем, что французская психиатрия достойна того, чтобы суметь сформулировать свои обязанности в терминах, защищающих принципы истины, имея в виду задачи, поставленные перед ней деморализованным государством.

ОБСУЖДЕНИЕ

Президент, доктор БОНОМ, приветствует наших гостей: майора британской армии Тюрке, командированного во французскую армию, и доктора Берманна, аргентинского делегата подразделения Организации Объединенных Наций по медицине и гигиене. Он благодарит доктора Лакана за его блестящий доклад и открывает обсуждение.

Майор ТЮРКЕ: Фактически, именно армейские врачи, будучи членами Армейского совета в 1935 году, отклонили проект отбора подлежащих к призыву. Во время боевых действий пришлось побороться за то, чтобы ввести психиатра как помощника для командования, в качестве штаб-офицера. Роль психиатра, только что представленная вам, оказалась особенно эффективной. В Бирме, например, можно было видеть, как психиатр, помощник командующего на уровне дивизии, давал советы не использовать тот или иной батальон на том основании, что эти отряды подкрепления продемонстрировали недостаточную психологическую интеграцию в уже задействованные боевые группы. Следует отметить, что политическая пропаганда в армии также велась в соответствии с общим принципом, задаваемым психиатрами, и направлялась ими же. Благодаря им, выходящий дважды в месяц информационный журнал, посвященный новостям мировой политики, наравне с мыслью об окончании войны, давал солдату ощущение, что он сражается за ряд целей, который он морально и политически оправдывал.

Я должен настаивать на действительно ведущей роли психоаналитиков в работе по исследованию и принятию решений, касающихся морального духа войск.

Психиатр все больше становится социальным врачом и должен заняться изучением таких политических явлений как фашизм. Работа БИОНА о конфликтах группы и индивидов, а также конкретные приложения работы Мелани КЛЯЙН должны быть взяты за образец. Мы попытались создать демократическую армию, в которой лидер представляет собой функцию, определяемую потребностями группы. Можно сказать, его персона рождается из группы. Вот почему по возвращению домой, когда потребности группы меняются, мы прибегаем к другим лидерам. Фрейдовский анализ функции лидера, как представителя потребности в хорошем отце, отвечает той бессознательной связи, которая преобладает в солдатских чувствах. Ставка заключается в том, чтобы иметь возможность использовать эту функцию в рамках более продуманных устремлений. Ряд оригинальных точек зрения, привнесенных групповой психологией, уже нашли свое применение, в частности, занятость Курта ЛЕВИНА отношениями между качеством умственной деятельности и условиями внешнего мира, которые можно назвать “топографическими”.

Профессор БЕРМАНН: Я хотел бы обратить внимание на контраст, существующий между упразднением британской психиатрии в предыдущей войне и потрясающим развитием, настоящим обновлением, ее эффективностью, продемонстрированной в этой войне. Это обновление исходило не от неврологов, врачей из психиатрических больниц или вообще в целом от официальных структур, но от психотерапевтов и всех тех, кто интересовался психогенезом. Мой визит в 1938 году к доктору РИСУ, тогдашнему директору Тавистокской клиники, позволил мне оценить частный характер этой клиники (черту, присущую большинству британских больниц до реформы, вызванной самой войной) и очень оживленную атмосферу, которую она создавала.
Психогенетическая теория значительно развилась под давлением событий. Вспомните замечательные исследования по теме психогенетического происхождения язв. Я напоминаю вам о доктринальном интересе статьи доктора КОСТА о синдроме усилия, изученного во время Гражданской войны в Соединённых Штатах¹⁹, об отчетах, опубликованных в JOURNAL OF MENTAL SCIENCE, и о дискуссии, состоявшейся в Королевской Медицинской Ассоциации по этому синдрому: а именно, о доказательстве профессором ЛЬЮИСОМ из больницы Модсли психогенетического происхождения этого синдрома в более чем 90% случаев²⁰.

По моему мнению, представление о социологическом смысле, на который ориентируется эта новая психиатрия, должно быть развито настолько серьезно, насколько это возможно, ибо дело психиатрии — заниматься проблемой, которую в настоящее время ставит нравственное здоровье наций, как это представлено в преамбуле Всемирной организации здравоохранения, подразделения Организации Объединенных Наций.

Наконец, позвольте мне мимоходом упомянуть о ценности некоторых исследований нацистского менталитета, проведенных психологами и психоаналитиками, как например исследование полковника Т. УИЛСОНА.

Доктор БОРЕЛЬ: Я могу испытывать только симпатию к новой ориентации психиатрии, обнаруженной во время войны. Я могу лишь одобрить большую часть изложенных здесь тезисов, поскольку, по моему собственному опыту больничной практики, текущие события значительно изменили пропорциональное количество психозов, и в особенности это касается органических психозов.

Доктор АНРИ ЭЙ: Меня чрезвычайно заинтересовало всё то, чему меня научил спикер. Возможно, я был бы еще более заинтересован, если бы у него получилось ввести нас в области групповой психотерапии несколько более конкретно. Я сам также с большим интересом слежу за всеми этими психотехническими исследованиями, проводимыми в британской армии под руководством таких людей, как РИС и ТЮРКЕ. При этом образ, который маячит за социальной концепцией психиатрии, меня не очень привлекает. Я далек от того, чтобы признать в ней прогресс психиатрической науки, и скорее склонен был бы видеть в ней признаки её распада – и здесь я вынужден подбирать слова – в банальности и, в известном смысле слова, в норме. Расширяя до бесконечности объект, который она намеревается охватить, психиатрия подвергает себя риску того, что она больше не сможет охватить соответствующее её природе. Психосоциология со всеми ее объектами: индивидуальными взаимодействиями, коллективным напряжением группы, ее организацией и вариациями – виделась бы мне совместимой с функцией психиатра только при том условии, что сам объект психиатрии основывался бы исключительно на социальной природе душевной болезни. И я записал бы себя в ряды противников такой концепции.

Это положение не мешает мне признать, что перед лицом отсутствия у квалифицированных психосоциологов подлинного конкретного настроя задача, которую по праву они должны были бы взять на себя, фактически ложится на наши плечи. Но мы должны помнить об этом. Я сам только что побывал в той роли, которую доктор, a fortiori психиатр, может играть в жизни отряда. Имея в виду этот опыт, я воспользуюсь случаем дать комментарий относительно тенденции избавляться от психопатов. Я действительно был очень удивлен, увидев, что многие солдаты, даже офицеры, какими бы психически неадекватными они мне не казались, оказывались на фронте чрезвычайно полезными и превосходными бойцами.

Доктор БОННАФЕ: Я с удовольствием признаю созвучность только что представленных нам достижений с доктринальными перспективами и планами перестройки, защитником которых я вместе с многочисленными коллегами из психиатрических больниц выступил, опираясь на социальное определение больного и выступая за радикальную реформу ухода в психиатрических лечебницах. Психологи, влекомые текущим развитием своей науки, достигли высшей точки в своих размышлениях благодаря аналогичному опыту, опыту групп, которые, хотя и весьма различны по своему значению и структуре, имеют одну общую черту – реализуют простые и мощные социальные формы с жизнеспособной структурой, создавая тем самым благоприятную почву для экспериментов в области коллективной психологии, достойной своего имени.

Отвечая на комментарий господина ЭЙЯ, я хочу подчеркнуть, что речь никогда не шла о возложении задачи управления миром на психиатров, а только о том, чтобы их советы были услышаны теми, кто правит. Таким образом, ДОМЕЗОН и я смогли выдвинуть наши рекомендации по проекту реформирования государственной службы, разнообразные статьи которого, несомненно, выходят за пределы области нашей компетенции. Что же касается термина банальность, употреблявшегося ранее, то нет такого научного открытия, которое не обнаруживало бы свои корни в новом способе рассмотрения банальности. Реальность психиатрической лечебницы, когда я думаю о ней, не кажется мне такой уж банальной, по крайней мере, если рассматривать ее во всей полноте социальной структуры.

Я крайне заинтересован в сохранении в мирное время должностей, созданных во время войны, в создании их гражданских аналогов и, наконец, в прецедентах коллективной психотерапии в практике гражданских больниц.

Доктор МИНКОВСКИ: Каково бы ни было значение социальных факторов в психических расстройствах, последние, тем не менее, имеют свою собственную патологическую структуру. И хотя я могу сойти за реакционера, я думаю, что психиатрии следует опасаться заходить слишком далеко на пути чистой социологии.

Доктор СЕЛЬЕ: Мне кажется очевидным, что термин психиатрия подразумевает понятие заболевание.

Майор ТЮРКЕ: Превентивная направленность медицины не может позволить себе пренебрегать ни проблемой нормы, ни проблемой социального, равно как и не признавать психогенетического происхождения психических расстройств. В Великобритании мы выполнили свою задачу при поддержке социологов и психологов, многие из которых имели весьма скромный опыт работы с пациентами.

Доктор БИНУА (гость): В моей двойственной роли академического психолога и психолога, выполняющего специфические функции психиатра, я склонен критиковать подготовку первого в пользу второго. Должны быть две категории психиатров, выполняющих разные функции. В изучаемом секторе, без сомнений, на карту поставлена область опыта, занятая проблемой нормы. Дешифровали ее психиатры; они привнесли туда доктрину, им и воплощать ее в жизнь.

Доктор СЕНГЕС: Я считаю, как уже было упомянуто ранее, что ядром нашей миссии является изучение психопатологии пациентов в той мере, в какой она отлична от нормы человеческого поведения.

Доктор МИНКОВСКИ: Если мне позволено внести нотку юмора в эти дебаты и повторить слова господина БИНУА, я напомню историю ответа, полученного рядом психологов-консультантов, когда они, недавно назначенные, связались с университетским профессором психологии; ибо он сказал им: “Я никогда не учил своих учеников ничему, что могло бы иметь практическое применение”.

Доктор БЕРМАНН: Я хочу еще раз подчеркнуть позитивных характер новой разработки в психиатрии. Можно сравнить положение традиционной психиатрии с положением физиологии до Лаэннека²¹.

Доктор ШИФФ: Мне кажется, что в этой дискуссии будет полезно вспомнить о работе Общества коллективной психологии, основанного в 1936 г. АЛЛЕНДИ, БАТАЕМ, А. БОРЕЛЕМ, ЛЕЙЕРСОМ и мной, а также о существовании в Соединенных Штатах журнала, посвященного социальной психологии. Я согласен с профессором БЕРМАННОМ в том, что считаю недопустимым использование данных, доступных психоанализу, для характеристики определённых политических движений. Такие перспективы открыты для злоупотреблений, которыми все стороны были щедры по отношению к своим противникам. Не останавливаясь ни на безрассудном характере большинства патографий, будь то патографии ФЛОБЕРА или Ж.Ж. РУССО, ни на явной неприспособленности нашей психиатрической и характерологической науки к гениальному человеку²², я не могу не привести некоторые факты, такие как статью профессора Адальберта ГРЕГОРА, опубликованную в Немецком журнале психической гигиены в 1936 году, в которой мы можем прочитать, что коммунист должен был быть переведен в психиатрическое крыло тюрьмы “за проявление того явного признака сумасшествия, которое заключалось в непонимании, несмотря на все увещевания в том, что его взгляды совершенно несовместимы с новым порядком Третьего рейха…”

Доктор ЛАКАН: Благодарю как тех, кто хотел дать свое согласие, так и тех, кто мне оппонировал, за их замечания и возражения. Я бы хотел ещё раз подтвердить единичный характер моих антропологических размышлений. Я бы хотел ещё раз подтвердить, что эта антропологическая конструкция, имеющая дело с единицей, принадлежит мне. На принципиальные возражения, выдвинутые против роли психиатрии во время войны, я отвечаю “E pur si muove”, отказываясь придать моему выступлению иное значение или иную заслугу.

Перевод с французского и английского выполнен Марией Есипчук и Александром Абрамовым летом 2023 года.
Оригинальный текст взят из журнала L’Évolution Psychiatrique, 1947, 1-ый выпуск – с сохранением деления на абзацы и курсивов.

1. Выражение, заимствованное из названия книги Ж. Бенды La Trahison des Clercs, переведенного на русский как Предательство интеллектуалов. (Прим. пер.) ↩︎
2. Rees J. R. The shaping of psychiatry by the war. London: Chapman & Hall, 1945. (Прим. пер.) ↩︎
3. Речь о разработанной Ч. Спирменом двухфакторной теории IQ. (Прим. пер.) ↩︎
4. В России более известен как тест стандартными прогрессивными матрицами Равена (Рейвена). (Прим. пер.) ↩︎
5. Попутно заметим, что в Англии точно так же как полицейский, будучи представителем гражданской власти, возглавляет любое публичное шествие, так и биржа труда выполняла функции нашей призывной комиссии, решая, кто из граждан будет мобилизован в армию. ↩︎
6. Пионерские войска – тип инженерных войск, задействованный, в первую очередь, в фортификационных (копание рвов, возведение полевых укреплений и т.д.) и строительных (прокладывание дорог, возведение мостов и т.д.) работах. Название связано с тем, что ряд стран, в отличие от приводимого Лаканом примера, использовал пионерские части не в тылу, а непосредственно во фронтовых работах, где пионеры первыми располагались на новой местности и готовили укрепления, выполняя также функцию сапёров. (Прим. пер.) ↩︎
7. Таким образом, мы попадаем в область, где тысячи скрупулезных исследований, благодаря использованию статистики, которая, надо сказать, не имеет ничего общего с тем, что врачи называют этим именем в своих “научных сообщениях”, выявляют всевозможные психогенетические корреляции, которые интересны даже на самом элементарном уровне, как, например, кривая возрастающей и продолжающейся корреляции чесотки и педикулеза по отношению к снижению умственных способностей, но которые приобретают доктринальное значение, когда связывают желудочно-кишечное недомогание, которое на языке того времени более или менее точно называлось “диспепсией сверхсрочнослужащих”, с проблемами приспособления субъекта к своей функции, с его неудачным социальным размещением. ↩︎
8. Речь о концепции связи телосложения и темперамента, изложенной Э. Кречмером в книге Строение тела и характер. (Прим. пер.) ↩︎
9. Перевод на русский публикуется в этом же номере Лакана-Паука. (Прим. пер.) ↩︎
10. Игра слов (фр.) oiseau de proie – хищная птица, но и жесткий человек. Позиция Биона, таким образом, оказывается двусмысленна – он и строгий руководитель, но и жертва стаи птиц en proie aux oiseaux. (Прим. пер.) ↩︎
11. The Auxiliary Territorial Service (ATS) — Женский вспомогательный территориальный корпус. (Прим. пер.) ↩︎
12. Речь об одном из первых текстов Лакана Les complexes familiaux, написанном им для Французской энциклопедии по просьбе Анри Валлона. (Прим. пер.) ↩︎
13. Речь о проективной методике Тематический апперцептивный тест (ТАТ), разработанной Г. Мюрреем и К. Морган. (Прим. пер.) ↩︎
14. Такие Social Workers, как их ещё называют, имеющие вполне определённый социальный статус в Англии, были там не столь многочисленны как в Соединённых Штатах.
    Однако во время войны их стало больше, что сопровождалось сокращением времени их обучения, и теперь вновь встаёт вопрос об их трудоустройстве. ↩︎
15. Устаревшее для психиатр, как во французском [aliéniste], так и в русском, происходит от латинского alius, что значит чужак, другой. (Прим.пер.) ↩︎
16. Попутно отметим статистику, в которой два английских практикующих врача, никак не связанных с психиатрией, продемонстрировали корреляцию между язвенной болезнью желудка или двенадцатиперстной кишки и районами воздушных бомбардировок. ↩︎
17. Психологическая, социальная и медицинская помощь особенным или отстающим в развитии детям. (Прим. пер.) ↩︎
18. Этому посвящен один номер журнала Psychological Warfare, который, как мы полагаем, не будут спешить публиковать. ↩︎
19. Речь идет о синдроме Да Коста, подробно описанном в статье Da Costa J.M., On irritable heart; a clinical study of a form of functional cardiac disorder and its consequences. The American Journal of the Medical Sciences, vol. 61, 1971. Pp: 18-52. (Прим. пер.) ↩︎
20. Lewis Th. The Soldier’s Heart and the Effort Syndrome. London: Shaw & Sons, 1918. (Прим. пер.) ↩︎
21. Речь об изобретении стетоскопа, что открыло путь аускультационному методу диагностики функционирования внутренних органов. (Прим. пер.) ↩︎
22. Речь о проблеме патологизации и депатологизации феномена гениальности как яркого отличия от нормы. (Прим. пер.) ↩︎