---

Текст¹:

Каждый, кто обратит свое пристальное внимание на множество важных открытий, сделанных за последние десять лет, в частности женщинами аналитиками, в изучение неясных по общему признанию вопросов о ранних стадиях развития женской сексуальности, заметит очевидные разногласия между отдельными авторами, обнаруживающиеся уже в области исследования мужской сексуальности. Большинство этих авторов предпочло дипломатичным образом акцентировать внимание на тех пунктах, в которых они соглашались со своими коллегами, поэтому тенденция расхождения во мнениях не всегда была выражена со всей очевидностью. Здесь я собираюсь эксплицировать и расследовать эту тенденцию в надежде на то, чтобы придать ей более четкие и ясные формы. Если существует путаница – ее следует прояснить; если существует расхождение во мнениях, мы должны, определив его, обозначить вопросы, позволяющие вести дальнейшую исследовательскую работу.

Для этого я выбираю фаллическую фазу в качестве основной темы. Она довольно неплохо описана, но мы увидим, что из неё произрастает большинство неразрешенных проблем. В докладе, прочитанном на конгрессе в Инсбруке в 1927 году, я выдвинул предположение о том, что фаллическая фаза в развитии женской сексуальности представляет собой скорее вторичное разрешение психического конфликта, по природе своей защитное, а не обычную и непосредственную часть процесса развития; в прошлом году профессор Фрейд² объявил мое предположение несостоятельным. Уже в то время у меня были сомнения и насчет мужской сексуальности, но я не стал их озвучивать, потому что статья была посвящена исключительно женской стороне вопроса; недавно д-р Хорни³ выразила свой скептицизм по поводу истинности концепции фаллической фазы у мужчин, и я воспользуюсь возможностью прокомментировать выдвинутые ею аргументы.

Сначала хочу вам напомнить, что во фрейдовском⁴ понимании фаллической фазы важной особенностью, характерной для обоих полов, является вера в существование только одного типа гениталий – мужского. Согласно Фрейду, причина этой веры заключается просто-напросто в том, что женский орган еще не был открыт в этом возрасте ни одним из полов; человеческие существа, таким образом, делятся не на тех, кто владеет мужским органом и тех, кто владеет женским, но на владеющих пенисом и не владеющих им, на класс наделенных пенисом и класс кастрированных. Мальчики относятся к первому и лишь с появлением боязней начинают подозревать о существовании второго. Девочки занимают похожую позицию, хотя о них правильнее будет сказать “класс обладающих клитором”, и только после сравнения собственных гениталий с мужскими девочка формирует в себе идею об изуродованном классе, к которому принадлежит. Оба пола сопротивляются принятию веры в существование другого класса, и у обоих полов одна на то причина – желание опровергнуть возможность реальной кастрации. Вам всем знакома эта фрейдовская концепция, а доступные для наблюдения факты, из которых она выведена, подтверждаются вновь и вновь. Тем не менее, интерпретация фактов – это уже другой вопрос, притом совсем не простой.

Теперь я хочу обратиться к предположению, которое выводится из фрейдовской трактовки, но требует больше нашего внимания ради ясности. Речь о том, что фаллическая фаза может представлять собой два отдельных этапа. Я знаю, что Фрейд применил бы термин “фаллическая фаза” к обоим, то есть не стал бы эксплицитно разделять их. Первый этап, который мы назовем протофаллическим, маркирован невинностью и неведением: по крайней мере, в сознании, где интересующий нас конфликт не представлен, ребенок действительно может предполагать, что весь мир устроен как и он сам и все имеют мужской орган удовлетворения – пенис или клитор. На втором этапе, дейтерофаллическом, появляются первые подозрения, что мир разделен на два класса: не на мужчин и женщин в привычном смысле, но на владеющих пенисом и кастрированных. Дейтерофаллический этап оказывается в данном контексте более невротическим. Ибо с ним связаны страх, конфликт, сопротивление принятию того, что кажется реальностью – т. е. кастрации, – а также сверхкомпенсационная концентрация [overcompensatory emphasis] на нарциссическом значении пениса у мальчика и надежда, смешанная с отчаянием, у девочки.

Очевидно, что различие между двумя этапами маркировано идеей кастрации, которая, согласно Фрейду, у обоих полов связана с наблюдением анатомических половых различий в реальности. Общеизвестно, что он придерживается мнения⁵, будто страх быть кастрированным ослабляет маскулинные импульсы обоих полов. Он считает, что это отдаляет мальчика от матери и усиливает его фаллическую гомосексуальную установку, впоследствии мальчик отказывается от инцестуальной гетеросексуальности, чтобы сохранить пенис; тогда как на девочку это производит противоположный, более положительный, эффект, пробуждая ее к феминности, т. е. к гетеросексуальной позиции. Таким образом, согласно данной точке зрения, комплекс кастрации ослабляет эдипальные отношения у мальчика и усиливает у девочки; мальчик оказывается на дейтерофаллическом этапе, а девочка – после временного протеста на той же стадии, – наоборот, преодолевает его.

Поскольку считается, что о развитии мальчиков мы знаем больше, и оно, видимо, протекает более просто, я начну с него. Все здесь знакомы с нарциссической характеристикой фаллической фазы, которая, согласно Фрейду, достигает пика примерно в возрасте четырех лет, хотя проявляется определенно задолго до этого⁶; в частности, я говорю о дейтерофаллическом этапе. У него есть два существенных отличия от более ранних стадий: 1) Он менее садистический, главный пережиток которой – фантазии о всемогуществе. 2) Он характеризуется большей сосредоточенностью на себе, и главным аллоэротическим атрибутом остается эксгибиционистский аспект. Этот этап – менее агрессивный и не так сильно связан с другими людьми, особенно женщинами. Как произошло это изменение? Может показаться, что речь о повороте в направлении фантазии, от внешнего мира и от контактов с другими человеческими существами. Если так, то может оказаться оправданным предположение о том, что на этом этапе присутствует элемент бегства, и речь не просто о естественной эволюции в направлении лучшей реальности или об обычном урегулировании.

Это предположение со всей очевидность подтверждается определенным обстоятельством, т. е. когда фаллическая фаза заявляет о себе в жизни взрослого. Применяя психоаналитический микроскоп для исследования важной проблемы, мы можем воспользоваться знакомым увеличенным изображением, предоставленным неврозом и перверсией. Выявление действующих факторов поможет изучению так называемой нормы; как мы помним, этим путем следовал Фрейд, чтобы достичь нормы инфантильной сексуальности в целом. В интересующих нас случаях взрослых людей довольно просто определить, какие факторы, особенно факторы вины и страха, вторичны в сексуальной жизни. Я имею в виду особый тип мужчин, зачастую страдающих ипохондрией, тех самых, что обеспокоены размером и качеством собственного пениса (или его символических субститутов) и выказывают лишь слабые импульсы в отношении женщин, причем особенно слабы бывают их импульсы к пенетрации, если таковые не отсутствуют вовсе; нарциссизм, эксгибиционизм (или чрезмерная скромность), мастурбация и в разной степени выраженная гомосексуальность – распространенные сопутствующие черты. В процессе анализа легко выясняется, что все эти запреты мотивированы глубоким страхом, природу которого мы сейчас обсудим.

Теперь, зная, что нарциссический фаллицизм по природе своей вторичен, мы обратимся к привычной для мальчика в детстве установке – я имею в виду дейтерофаллический этап в его связи с нашими яркими примерами, в которых, я считаю, мы нашли достаточно доказательств, чтобы прийти к нашему выводу. Во-первых, картина, в сущности, та же самая. Имеет место нарциссическая концентрация на пенисе с сомнениями по поводу размера и качества. В одной из глав своей недавно вышедшей книге, которая называется “Вторичное усиление гордости пенисом”⁷, Мелани Кляйн подробно обсуждала значение пениса для мальчика, когда он преодолевает глубокие страхи, проистекающие из различных источников, и она утверждает, что нарциссический пик фаллицизма, т.е. фаллическая фаза, хотя она и не использует этот термин в интересующем нас контексте, объясняется необходимостью совладать с особенно сильными приливами страха.

Примечательно, что сексуальное любопытство мальчика в этот период, которому Фрейд⁸ уделил особое внимание в специальной статье, связано не с женщинами, а со сравнением себя с другими мужчинами. Вместе с тем поражает отсутствие импульса к проникновению⁹, импульса, который логически должен был бы привести к этому самому любопытству. Карен Хорни¹⁰ была проницательна, уделив особое внимание этой заторможенности импульса к пенетрации и, поскольку он является основным признаком функционирования пениса, особенно примечательно, что из представления о доминирующем пенисе исключена его наиболее заметная характеристика. Вряд ли все это только потому, что данная характеристика еще не развита, а заторможенность возникает из-за простого незнания о влагалище. Напротив, на более ранних стадиях – как показал анализ детей – существуют многочисленные доказательства садистических тенденций, напрямую связанных с проникновением, в фантазиях, играх и других активностях маленького мальчика. И я полностью согласен с Хорни, приходящей к тому, что “неизвестная вагина – это вагина, которую отрицают”¹¹. Я не могу не сравнить это мнимое незнание о вагине с современным этнологическим мифом, согласно которому дикари ничего не знают о связи между половым актом и оплодотворением. В том и другом случае они знают, но не знают того, что знают.

Иными словами, знание существует, но оно бессознательно и выражается бесчисленными символическими путями. Сознательное неведение подобно “невинности” молодой женщины, которая до сих пор сохраняется даже в наш просвещенный век; само знание просто-напросто запретно или пугающе, потому оно остается бессознательным.

У взрослых анализ воспоминаний времен фаллической фазы приводит к результатам, сравнимым со случаями, когда фаллическая фаза сохранилась во взрослой жизни (о них мы говорили выше), а также с результатами детских анализов, происходивших непосредственно в период фаллической фазы¹². Они показывают, как выяснил Фрейд, что нарциссическое концентрирование на пенисe идет рука об руку с опасениями перед женскими гениталиями. Кроме того, по общему признанию, воспоминания вторичны по отношению к этим опасениям или, во всяком случае, боязни кастрации. Нетрудно заметить, что две боязни – кастрации и женских гениталий – находятся в особенно близких отношениях, и пока не существует удовлетворительного решения данной группы проблем, что не проливает свет ни на одну из них.

Фрейд не использует слово “страх” применительно к женским гениталиям, он говорит об “ужасе” (Abscheu). Слово “ужас” говорит само за себя, но также подразумевает, что ему предшествовал страх кастрации, а значит, требует дополнительных объяснений. Читая некоторые отрывки из Фрейда, можно подумать, что ужас перед женщиной – это простая фобия, защищающая мальчика от мысли о кастрированных существах, подобная той, что может возникнуть при виде одноногого мужчины; но я уверен, что он признал бы существование более специфических отношений между идеей кастрации и кастрированным органом женщины. Они должны быть сильно взаимосвязаны. Мне кажется, из сказанного Фрейдом следует, что ужас – это напоминание о том, какие ужасные вещи происходят с людьми (подобными женщинам), имеющими феминные желания или считающимися женщинами. Очевидно, что мальчик, как нам известно уже давно, здесь приравнивает соитие к кастрации партнера; также очевидно, что он боится сам оказаться на месте неудачливого партнера. Это напоминает о том, что для невротического фаллического мальчика идея кастрированного женского существа представляет собой не просто отрезание, но раскрытие, превращенное в дыру, – речь о хорошо известной “теории раны”, в которой идет речь о вульве. В наши дни, учитывая весь аналитический опыт, сложно понимать этот страх както иначе, чем как вытесненное желание играть роль женщины в соитии, особенно с отцом. В противном случае кастрацию невозможно было бы приравнять к коитусу. Страх, что это желание будет претворено в жизнь, таким образом, идентичен страху кастрации, это объясняет и ужас перед женскими гениталиями – место, где такое желание исполнено. Фактом существования боязни этого желания хорошо объясняется боязнь кастрации, поскольку одна по определению равна другой, а также “ужас” перед женскими гениталиями, т. е. местом, где подобные желания были удовлетворены. Но если мальчик приравнял копуляцию к кастрации, у него должно было быть знание о проникновении. Опираясь на эту гипотезу, не так-то просто оценить по достоинству знаменитую идею о связи между боязнью кастрации и соперничеством с отцом за владение матерью – т. е. комплекс Эдипа. Но, по крайней мере, мы видим, что феминное желание может оказаться центральным пунктом интересующей нас проблемы.

По всей видимости, существует два взгляда на фаллическую фазу, и сейчас мы попытаемся выяснить, в чем они противоположны и возможно ли привести их к гармонии. Один из них мы назовем простым, другой – сложным. С одной стороны, мальчик в состоянии «сексуального невежества» может предполагать, что у матери есть пенис, пока в действительности не столкнется с женским органом, а вместе с ним – и с идеей о том, что сам может быть кастрирован (речь идет прежде всего о приравнивании коитуса к кастрации), идеей, которая заставляет его неохотно предположить, что мать была кастрирована. Это согласуется с общеизвестным желанием мальчика верить в то, что у матери есть пенис. В простой теории довольно бегло упоминаются самые важные вопросы о том, откуда вообще у мальчика берутся идеи копуляции и кастрации, однако это еще не значит, что их нельзя прояснить, опираясь на нее, – ответ нам станет понятен позже.

С другой стороны, у мальчика с самого раннего времени жизни могло бы быть бессознательное знание о том, что у матери есть отверстие – кроме рта и ануса – в которое можно проникнуть. Мысль о подобном действии в силу причин, которые мы сейчас обсудим, порождает страх кастрации, и именно защищаясь от него он уничтожает свой импульс к пенетрации, как и представление о вагине вообще, замещая их соответственно фаллическим нарциссизмом и идеей о том, что мать обладает пенисом. Второй взгляд предполагает не такой простой – и откровенно более далекий – путь к решению вопроса о том, почему мальчик настаивает на существовании пениса у матери. Согласно второму взгляду, наличие у нее мужского органа не так пугает его, как наличие женского, поскольку последний вызывает мысль о проникновении, влекущем за собой опасность. Если бы в мире были только мужские органы, не существовало бы конфликта, связанного с завистью, и боязни кастрации; идея вульвы должна предшествовать идее кастрации. Если бы не было опасного отверстия, в которое можно проникнуть, не было бы страха кастрации. Имеется в виду, что у мальчика есть такое же желание проникнуть в отверстие, как у его отца, и я, вместе с Мелани Кляйн и другими детскими аналитиками, считаю, что это справедливо для раннего периода, а не только лишь после сознательного столкновения с отверстием, о котором идет речь.

Теперь мы приближаемся к спорному вопросу об источнике боязни кастрации. Разные авторы придерживаются разных мнений на этот счет. Некоторые из них, наверное, расходятся лишь в расстановке акцентов; другие же выдвигают противоположные концепции. Карен Хорни¹³, которая недавно поднимала данный вопрос в связи с опасениями, которые вызывают у мальчика женские гениталии, высказывается вполне определенно. Говоря о страхе перед вульвой, она замечает: “Фрейду не удается дать страху объяснение. Страх кастрации, который связан у мальчика с отцом, не является адекватной причиной того, что он страшится наказания”. Кроме боязни отца должна быть еще и другая боязнь, объектом которой являются женщина или женские гениталии. Она даже придерживается радикальной точки зрения, согласно которой боязнь вульвы не только предшествует боязни отцовского пениса – внешнего или скрытого в вагине – но к тому же является более глубокой и важной. На самом деле боязнь пениса искусственно выдвигается на первый план, чтобы скрыть боязнь вульвы. Вывод, конечно, очень спорный, хотя мы должны признать, что при количественной оценке страха, возникающего из разных источников, возникает техническая сложность. Мы с любопытством слушаем объяснение этого сильного страха в отношении матери. Она упоминает о взгляде Мелани Кляйн на боязнь возмездия у мальчика, возникающую благодаря его садистическим импульсам, направленным на материнское тело, но указывает на более важный источник этой боязни вульвы: мальчик боится, что повредить его самооценке может знание о том, что его пенис недостаточно велик, чтобы удовлетворить мать, – такую интерпретацию получает материнский отказ в ответ на желания; боязнь быть кастрированным матерью в качестве возмездия появляется после боязни осмеяния и является менее важной. Мы действительно часто сталкиваемся с яркими клиническими иллюстрациями значимости этого мотива, но я сомневаюсь, что д-р Хорни зашла в его анализе достаточно далеко. Согласно моему собственному опыту, глубокий стыд, который, несомненно, может выражаться в качестве импотенции, не может определяться боязнью осмеяния как решающим фактором. Как стыд, так и боязнь осмеяния исходят из более сложного комплекса – принятия феминной установки по отношению к пенису отца, который инкорпорирован в тело матери. Карен Хорни тоже уделяет внимание этой установке и даже относит ее к основным источникам боязни кастрации, но для нее она является вторичной по отношению к опасениям перед осмеянием. Мы вновь возвращаемся к вопросу о женственности, сознавая, что удовлетворительный ответ на него, быть может, означал бы решение всей проблемы.

Сейчас я попытаюсь воспроизвести и прокомментировать высказывания Хорни о связи между опасениями перед вульвой и боязнью кастрации. Сначала феминность и маскулинность у мальчика относительно свободны. Хорни ссылается на известное положение из Фрейда о первичной бисексуальности, чтобы подтвердить свое мнение о том, что первичной является феминность. Может быть, первичные феминные желания и существуют, но я убежден, что конфликт возникает лишь тогда, когда мальчик начинает использовать их, чтобы справиться с пугающим пенисом отца. Тем не менее, Хорни считает, что этому предшествовал материнский отказ в ответ на желания мальчика и, как уже было сказано, впоследствии он переживает несоответствие ее требованиям и стыд. Поэтому мальчик, согласно Хорни, больше не может свободно выражать своих феминных желаний. В этой аргументации есть пробел. Прежде всего, мы должны предположить, что мальчик сразу приравнивает свою фаллическую неполноценность к женственности, но не объясняется, каким образом произошло это приравнивание. Как бы то ни было, теперь он стыдится своих ранних феминных желаний и боится принять их, потому что последнее означало бы кастрацию от рук отца, – на самом деле, это существенная причина боязней кастрации. В рассуждениях Хорни, конечно, есть еще один большой пробел. Каким образом отец вдруг появился в этой истории? Один из существенных пунктов рассуждений д-ра Хорни побуждает меня продолжать спор: вследствие отказа матери мальчик чувствует свой провал, что заставляет его вернуться от маскулинных желаний к феминным, которые он затем направляет на отца, опасаясь их удовлетворения, поскольку они подразумевают его маскулинную неполноценность (и эквивалентны кастрации). Это напоминает ранние взгляды Адлера на маскулинный протест. Мой опыт, напротив, подсказывает мне искать решающий фактор в самом Эдиповом комплексе, в пугающем соперничестве с отцом. Так мальчик пытается справиться с риском кастрации, сопутствующим феминной установке, к которой он обратился. Хорни же считает, будто феминная установка первична и мальчику приходится вытеснить её из-за страха осмеяния его маскулинной неполноценности, эта боязнь является активной действующий силой, и я склонен предполагать, что чувство неполноценности само по себе, вместе с сопутствующим ему стыдом, вторичны по отношению к феминной установке и её мотиву. Вся эта группа идей наиболее выражена у мужчин с комплексом «маленького пениса», обычно сопровождающегося импотенцией, и очень часто при работе с ними можно получить ясное представление о происхождении этих идей. Такие люди на самом деле стыдятся не того, что их пенис “маленький”, а причины, по которой он “маленький”.

С одной стороны, я полностью согласен с Карен Хорни и другими коллегами, особенно Мелани Кляйн в том, что реакция мальчика на центральную ситуацию Эдипова комплекса сильно зависит от ранних отношений с матерью. Но речь все-таки о чем-то более сложном, чем задетое самолюбие; здесь задействованы более мрачные факторы. Мелани Кляйн подчеркивает боязнь материнского возмездия за садистические импульсы, направленные против её тела; и они независимы от мыслей об отце или его пенисе, хотя Кляйн согласилась бы, что они усиливают садизм мальчика и поэтому усложняют картину. Она подробно объяснила, что эти садистические импульсы, однако, имеют сложную историю. Нам следует начать с алиментарного уровня, чтобы понять их природу. Лишения на этом уровне – особенно, наверное, оральные лишения, – несомненно, сильно усложняют решение связанных с родителями проблем на генитальном уровне, но мы хотим знать, почему конкретно это происходит. Я мог бы назвать не одного пациента-мужчину, чья неспособность быть мужественным – по отношению к мужчинам или женщинам – строго коррелировала с его установкой на необходимость получить сначала нечто от женщины, нечто, чем ни один из этих мужчин, конечно, никогда не мог завладеть. Почему несовершенство доступа к соску вызывает у мальчика чувство несовершенства владения собственным пенисом? Я убежден, что эти две вещи тесно взаимосвязаны, хотя логическая связь между ними не очевидна.

Я не знаю, до какой степени мальчик на первом году жизни убежден в существовании у матери органа, похожего на его собственный, на основании естественной идентификации, но мне кажется, что подобные идеи не интересны ему до тех пор, пока они не соотносятся с другими ассоциациями. Первой из них представляется эквивалентность пениса и соска. Здесь материнский пенис в основном означает более питательный и удовлетворяющий сосок, в этом отношении один лишь его размер – очевидное преимущество. Как именно билатеральный орган, грудь, превращается в орган медиальный, то есть пенис? Когда это случается, значит ли это, что мальчик, основываясь на реальном опыте или на фантазиях о первосцене, уже пришел к идее о пенисе отца, или, быть может, уже его первых опытов мастурбации – так часто ассоциируемых с оральными, – вместе с выраженной обычно оральной установкой по отношению к собственному пенису, было достаточно для идентификации? Я склоняюсь к последнему, но в данном случае трудно получить однозначные данные. Какая бы из этих теорий ни была истинной, отношение к мифическому материнскому пенису должно быть амбивалентным с самого начала. С одной стороны, это концепция доступного взгляду, а потому досягаемого, дружелюбного и питательного органа, который можно получить и сосать. Но, с другой стороны, садизм, стимулированный оральной фрустрацией – фактором, которому концепция и обязана своим существованием – с помощью проекции создает идею зловещего, враждебного и опасного органа, который должен быть разрушен поглощением, чтобы мальчик почувствовал себя в безопасности. Эта амбивалентность, изначально связанная с материнским соском (и соском-пенисом), усиливается, когда пенис отца становится включенным в интересующие нас ассоциации. Я убежден, что совершается это очень рано, уже ко второму году жизни, и может быть совершенно независимым от реальных переживаний, даже от самого существования отца, – главную роль здесь играют собственные либидинальные ощущения мальчика в его половом члене, вместе с неизбежно сопровождающими их импульсами к пенетрации. Усиливаются обе стороны амбивалентной установки. С одной стороны, к тенденции подражания отцу примешивается стремление получить от него силу, прежде всего оральным путем, а с другой стороны, возникают хорошо знакомые нам эдипальное соперничество и враждебность, которая также получила свое первое выражение в качестве орального уничтожения.

Наши наблюдения, касающиеся орального уровня, бросают свет на казавшийся загадочным вопрос о том, почему так много мужчин не способны поместить нечто в женщину до тех пор, пока не вытащат нечто из нее; почему пенетрация им не под силу; другими словами, почему им необходимо преодолеть удовлетворяющую “феминную” стадию, прежде чем почувствовать себя комфортно на маскулинной. Я уже говорил, что в феминных желаниях мальчика должен крыться секрет всей нашей проблемы. Начнем с того, что эта феминная стадия у мальчиков – алиментарная, преимущественно оральная. Удовлетворение желаний на этой стадии должно предшествовать маскулинному развитию; неудача в этом отношении приводит к фиксации на женщине на оральном или анальном уровне, источником этой фиксации является также страх, и она может оказаться интенсивно эротизированной в перверсивных формах.

Теперь я попытаюсь приблизиться к разгадке и для простоты отдельно рассмотрю трудности, которые возникают у мальчика с матерью и отцом. Но я должен подчеркнуть искусственность этого разделения. Когда мы рассматриваем родителей как два независимых существа, отдельных друг от друга, мы совершаем нечто, на что не способен маленький ребенок и что не затрагивает непосредственно его (или ее) самых сокровенных фантазий. Мы искусственно разделяем элементы концепта (“концепта комбинированного родителя”, как назвала его Мелани Кляйн), которые для ребенка все еще тесно переплетены. Находки детских анализов подталкивают нас придавать все большее значение фантазиям и эмоциям, связанным с этим концептом, и я прихожу к выводу, что выражение “пре-эдипальная фаза”, используемое Фрейдом и другими авторами, должно соответствовать именно той фазе жизни, где преобладает “концепт комбинированного родителя”.

Как бы то ни было, давайте сначала рассмотрим отношение мальчика к матери. Мы оставляем в стороне вопрос о пенисе отца, и сейчас нас интересует, как тот факт, что мальчик получает что-то от матери, связан с его безопасным владением собственным пенисом? Мне кажется, что связь между оральным и фаллическим обеспечивает садизм, характерный для того и другого. Оральная фрустрация пробуждает садизм, а проникающий пенис используется в фантазиях для желаемых оральных целей, чтобы открыть путь к молоку, фекалиям, соску, детям и т. д., – всему, что ребенок хочет поглотить. У всех пациентов с перверсивной оральной фиксацией на женщинах, о которых я говорил ранее, обнаруживалась довольно высокая степень садизма. Приравнивание зуба к пенису достаточно распространено, и начало ему, должно быть, кладется на этой прегенитальной стадии развития. Садистический пенис также имеет существенные анальные характеристики, – примером может служить распространенная фантазия о выведении ребенка из кишечника с помощью пениса. Таким образом, сам пенис ассоциируется с установкой на приобретение, и преграды на пути к одному означают преграды на пути к другому, – т. е. отсутствие доступа к молоку эквивалентно невозможности пользоваться пенисом. Из-за преград возникает боязнь возмездия: мать может разрушить само оружие. То, что мать удерживает сосок, заставляет думать о ней как о существе, которое запасается пенисами и уж точно навсегда заберет себе любой пенис, оказавшийся рядом с ней, и в таких случаях садизм мальчика может выразиться – как своего рода двойной блеф – в садистической политике удерживания от женщины всего, чего она могла бы пожелать, т.е. в импотенции.

Хотя конфликт с матерью закладывает основу для дальнейших трудностей, мой опыт подсказывает мне, что в генезисе боязни кастрации еще большее значение имеет конфликт с отцом. Но здесь необходимо оговорить одно условие. В воображении мальчика гениталии матери долгое время неотделимы от идеи обитающего в них пениса отца, что было бы неверно концентрировать внимание на его отношении к настоящему “внешнему” отцу; возможно, в этом и заключается разница между фрейдовской пре-эдипальной стадией и Эдиповым комплексом как таковым. Это живущий в матери пенис, который составляет большую часть проблемы, пенис, проникший в материнское тело или поглощенный ею, – дракон или драконы, опустошающие земли раннего детства. Некоторые мальчики пытаются справиться с этим непосредственно фаллическим путем, в своих фантазиях проникая в вагину и разрушая находящийся там пенис отца, более того, я обнаруживал не раз, что иногда эти фантазии доходят до проникновения в тело самого отца, т.е. до содомии. К слову, здесь мы вновь находим иллюстрации взаимозаменимости образов матери и отца; сосание или проникновение применимы для мальчика к любому из них. Впрочем, меня больше интересует важная тенденция, характеризующаяся феминным отношением к пенису отца. Лучше сказать “подобным феминному”, поскольку подлинно феминные пути куда более позитивны. В сущности, я имею в виду орально- и анально-садистические пути, и считаю, что именно возникшая на этом уровне установка на уничтожение дает ключ к пониманию различных, установок, подобных феминным: уничтожение осуществляется ртом и анусом, зубами, фекалиями и – на фаллическом уровне – мочой. Раз за разом я находил эту враждебную и деструктивную тенденцию непросто в основе очевидно амбивалентной установки мужчины по отношению к женщине, но в основе заботливого желания доставлять удовольствие. В конце концов, благодушная уступчивость – это лучшая маска для враждебных намерений. В основном конечная цель такой феминности – завладеть пугающим объектом и разрушить его. Пока этого не случилось, мальчик не в безопасности, он не может ухаживать за женщинами или позволить себе проникновение. Кроме того, он проецирует свою анальную и оральную деструктивную установку по отношению к пенису отца на отверстие, которое должно его содержать. Эта проекция поддерживается связью с более ранними садистическими импульсами, оральными и фаллическими, направленными против тела матери и влекущими за собой возмездие. Разрушить пенис отца — значит еще и украсть его у неравнодушной к пенисам матери. Значит, проникновение в это отверстие должно быть деструктивным для его собственного пениса. Мы, таким образом, получаем простую формулу эдипова комплекса: мои желания (так называемые феминные, т. е. орально деструктивные), направленные против отца, настолько сильны, что, если я проникну в вагину матери, пока они владеют моим сердцем, меня постигнет та же судьба – другими словами, если я совокуплюсь с матерью, отец кастрирует меня. Но решающее значение имеет тот факт, что на карту поставлена не кастрация матери, но кастрация мальчика или его отца.

Рассмотрев различные источники страха кастрации и проблему феминности у мужчин, мы можем вернуться к изначальному вопросу о том, почему на фаллической фазе мальчику нужно представлять, что у матери есть пенис; с ним я объединю еще один вопрос, который поднимают не так уж часто: чей это пенис на самом деле? Ответ содержится в уже изложенных соображениях, и во избежание излишних повторений я просто приведу его как утверждение. Наличие внешнего пениса у матери будет одновременно означать заверение, касающееся ранних оральных нужд, с сопутствующим ему отрицанием необходимости опасного садизма в борьбе с лишениями, и более того, заверение в том, что кастрация не состоялась и не угрожает больше ни ему, ни его отцу. Здесь также подразумевается ответ на вопрос о том, чьим же пенисом обладает мать¹⁴. Он действительно принадлежит ей лишь в небольшой мере, и представление об этой принадлежности проистекает из самых ранних оральных нужд мальчика. В гораздо большей степени этот пенис – отцовский; в каком-то смысле его можно даже назвать собственным пенисом мальчика, поскольку судьбу ребенка связывает с ним разделенная с отцом опасность кастрации.

Также нам необходимо знать причину, по которой реальное столкновение с женскими гениталиями знаменует переход от прото- к дейтерофаллическому этапу. Как и при половом созревании, в этом переходе проявляется то, что раньше было живо исключительно в фантазиях. Впоследствии актуализируется страх кастрации. Однако происходит это не благодаря идее о том, что мать кастрировала отца – она является лишь маской рационализации в сознании, – это происходит потому, что появляется возможность удовлетворить опасное вытесненное желание – совокупиться с матерью и разрушить пенис отца. В эдиповом комплексе, несмотря на различные предположения, противоречащие моему выводу, среди других многочисленных ключей кроется ключ к разрешению проблемы фаллической фазы. Уже отсюда должен следовать вывод, что эта сложная реакция неизменно включает в себя раннее интуитивное предположение об отверстии, в которое можно проникнуть.

Согласно концепции, от которой мы отталкивались ранее, мальчик, сначала не знавший о различии полов, с ужасом обнаруживает, что его жестоко создал мужчина, кастрировавший себе подобного и превративший его в женщину, кастрированное существо. Даже не принимая во внимание реальных анализов маленьких детей, само по себе предположение, будто мальчик ничего не знает о различии полов, трудно удержать на логической почве. Итак, мы убедились, что дейтерофаллический этап зависит от боязни кастрации, которая, в свою очередь подразумевает опасность пенетрации. Когда Фрейд говорит, что мальчик отказывается от своих инцестуальных желаний по отношению к матери, чтобы сохранить пенис, это значит, что пенис был преступным носителем его желаний (на протофаллическом этапе). Что еще мы можем увидеть сейчас в этих желаниях пениса, подвергающих опасности его собственное существование, кроме естественной проникающей функции пениса? У этого утверждения достаточно обоснований в области фактических исследований.

Теперь не лишним было бы подытожить уже достигнутые выводы. Вот самый главный из них: у мальчика типичная фаллическая стадия является скорее невротическим компромиссом, чем естественной эволюцией его сексуального развития. Он, конечно, может иметь разные степени интенсивности, вероятно, дело в интенсивности боязней кастрации, но он неизбежен так же, как неизбежны эти самые боязни, а значит, инфантильные неврозы; а о том, можно ли миновать их, мы узнаем только из дальнейших результатов практики анализа детей. В любом случае, простая необходимость отказаться от желания инцеста не делает его неизбежным; не ситуация, произошедшая во внешнем мире, кладет начало фаллической фазе, но сложности внутреннего развития мальчика, – быть может, предотвратимые.

Мальчик, чтобы избежать созданных им самим воображаемых опасностей ситуации Эдипа, отказывается от маскулинной установки на пенетрацию, а вместе с ней – от интереса ко всему, что находится внутри материнского тела, в то же время он настаивает на наличии внешнего пениса, как у него самого, так и у матери. Отказ от матери ради спасения пениса равносилен фрейдовскому “преодолению Эдипова комплекса”, но это не естественный этап эволюции; напротив, позже мальчику приходиться возвращаться назад по собственным следам, чтобы развиваться дальше, он вновь заявляет о том, от чего он отказался, – о своем маскулинном импульсе, направленном на вагину; ему приходится вернуться от временного невротического дейтерофаллического этапа к нормальному протофаллическому. Поэтому типичный дейтерофаллический этап, на мой взгляд, представляет собой скорее невротическое препятствие развитию, чем его естественный этап¹⁵.

Теперь, обращаясь к соответствующей проблеме у девочек, мы в первую очередь отметим, что упомянутое различие между прото- и дейтерофаллическими этапами, по-видимому, выражено у них ярче, чем у мальчиков. Настолько, что раньше, называя его вторичным решением конфликта у девочек, я полагал, будто под фаллическим этапом подразумевается то, что сейчас вижу как вторую его половину, – на эту ошибку указал мне профессор Фрейд в недавнем послании; кстати говоря, приговор, который он вынес моей гипотезе¹⁶, был частично основан на том же недоразумении, поскольку он, конечно, думал, что я имею в виду всю фазу целиком. Могу также добавить, что в первоначальной статье Фрейд не стал описывать фаллическую фазу у девочек, ссылаясь на ее крайнюю расплывчатость, и что его определение – этап, на котором верят, что половое различие есть деление на обладающих пенисом и кастрированных существ – строго соответствует лишь дейтерофаллическому этапу, на предыдущем же различие, предположительно, остается неизвестным.

В концепции Фрейда различие между двумя половинами фазы у девочек такое же, как и у мальчиков. Согласно его утверждениям, “могущество” клитора наблюдается в определенном возрасте, когда девочка еще не знает о различии между пенисом и клитором и в этом отношении вполне счастлива; данный период протофаллического этапа совпадает у мальчиков и у девочек, которые здесь действительно кажутся не сведущими о различии полов. На дейтерофаллическом этапе, который, согласно моему предположению, является вторичной защитной реакцией, девочки, как и мальчики, сознают различие и либо неохотно принимают его – в данном случае с возмущением и обидой, – либо пытаются отрицать. Но девочка, даже не разделяя больше веры в то, что оба пола имеют пенис, хочет теперь иметь не тот орган, который у нее раньше был. Это желание наблюдается как у гетеро-, так и у гомосексуальных женщин. Как и у мальчиков, два этапа разделяет идея кастрации: девочки кастрированы и не существует такой вещи, как настоящий женский орган. Однако, в отличии от мальчиков, отрицание у девочек подразумевает некоторое реальное знание о различии, поскольку девочка больше не верит, что у существ обоих полов есть удовлетворительный клитор, но хочет теперь иметь другой орган вместо своего – настоящий пенис. У гомосексуальных женщин, в чьем поведении можно обнаружить скрытые признаки веры в то, что они обладают пенисом, а во снах – явные, соответствующее желание исполняется в воображении, но даже у более нормальной девочки на дейтерофаллическом этапе вера в то, что она обладает пенисом, чередуется с желанием обладать им.

Итак, и у мальчиков, и у девочек, фаллическая фаза разделена напополам идеей кастрации, идеей, что женщины – это лишь кастрированные существа, и нет такой вещи как настоящий женский орган. Желание мальчика на дейтерофаллическом этапе – восстановить безопасность протофаллического, омраченного предполагаемым открытием кастрации, возвратить изначальное тождество полов. Девочка на дейтерофаллическом этапе так же хочет вернуться в протофаллический, и даже усилить его фаллический характер; то есть, восстановить изначальное тождество полов. Это, как мне кажется, в концепции Фрейда утверждается наиболее эксплицитно.

Существует две точки зрения на сексуальное развитие женщины, и чтобы подчеркнуть разницу между ними, я сформулирую их в несколько преувеличенном и упрощенном утверждении. Согласно одной, сексуальность девочки изначально является по природе своей мужской (по крайней мере, когда ее только отнимают от груди), а к феминности ее приводит крах мужской установки (разочарование в клиторе). Согласно другой, она изначально женская по природе, и девочка, – так или иначе, временно – обращается к фаллической маскулинной позиции из-за краха женской установки.

Это откровенно неточное утверждение не претендует на исчерпывающее описание ни одной из точек зрения, но может послужить отправным пунктом для дискуссии. Я присвою им буквы А и Б соответственно и добавлю несколько деталей, благодаря которым мое утверждение будет выглядеть более точным, а разница между точками зрения – менее грубой. Те, кто принадлежит к группе А, конечно, признают раннюю бисексуальность, хотя считают, что мужская (клиторальная) позиция остается доминирующей; кроме того, они согласны с наличием так называемых регрессивных факторов (т. е. страха) на дейтерофаллическом этапе, хотя и считают их менее важными, чем либидинальные импульсы к сохранению изначальной мужественности. Те, кто принадлежит к группе Б, так же признают раннюю бисексуальность и раннюю мужественность клитора наряду с более выраженной феминностью: или, – выразимся осторожнее, – сосуществование активных и пассивных целей, которые принято связывать с определенными генитальными зонами. Они признают и наличие не всегда очевидной любви к отцу, который в основном рассматривается как соперник на ранней стадии фиксации на матери; согласятся они и с тем, что на дейтерофаллическом этапе аутоэротическая, а значит либидинальная, зависть к пенису играет важную роль вместе с факторами страха, направляя девочку от женственности к фаллической мужественности. Итак, существует согласие по поводу того факта, что лицезрение пениса оказывает сильное влияние на переход от прото- к дейтерофаллическому этапу, но не по поводу причин, по которым это происходит. Кроме того, обе стороны согласны, что на дейтерофаллическом этапе девочка желает пенис¹⁷ и винит мать в том, что не имеет его, но нет ясного ответа на вопрос о том, чей это пенис и почему она его желает.

Несмотря на внесенные поправки, все еще существуют расхождения во мнениях по поводу обоих этапов фазы, и они касаются отнюдь не только расстановки акцентов. При исследовании соответствующих неясностей в области мужской сексуальности полезно, как оказалось, проявлять интерес к взаимосвязи между проблемами кастрации и опасениями, связанными с вульвой. Здесь я также хотел бы уделить серьезное внимание соотношению между желанием девочки обладать пенисом и ее ненавистью к матери, ибо я уверен, что объяснение одного будет означать объяснение другого. И я буду стремиться прийти к новым выводам до тех пор, пока не обнаружится возможность объединить в одной формуле уравнение мужских проблем с уравнением женских.

Чтобы пролить свет на противоположные мнения, которые описаны выше, я воспользуюсь двумя подсказками, найденными у Фрейда. Первая содержится в замечании, что ранняя привязанность девочки к матери “в анализе виделась мне такой иллюзорной, затерявшейся в прошлом, такой тусклой и призрачной, и оживить её в памяти было так трудно, что кажется, будто она была подавлена с особенной настойчивостью”¹⁸. Мы все должны согласиться с ним в том, что окончательное решение всех этих проблем кроется в более качественном анализе самого раннего периода привязанности девочки к матери, и высока вероятность того, что расхождения во мнениях в отношении последующей стадии развития в большинстве своем, а, быть может, и вообще все, начинаются с различающихся предположений о ранней стадии.

Например, для Фрейда¹⁹, критикующего Карен Хорни, её взгляд заключается в том, что боязнь перед феминностью заставляет девочку регрессировать на дейтерофаллический этап. Настолько он уверен в том, что предыдущая (клиторальная) стадия может быть только фаллической. Но это лишь один из рассматриваемых вопросов; для каждого, кто придерживается иного взгляда, только что упомянутый процесс был бы не регрессией, а невротическим новообразованием. И это действительно стоит обсудить. Не стоит принимать как должное, что психологически использование клитора означает то же самое, что использование пениса только потому, что они гомологичны психогенетически. Степень доступности также может сыграть роль. Клитор, в конце концов, является частью женских гениталий. Клинически соответствие между клиторальной мастурбацией и мужской установкой весьма далеко от того, чтобы быть неизменным.

С одной стороны, я знаком со случаем, когда клитор не мог функционировать из-за врожденного порока развития, в то время как вагинальная мастурбация представляла собой очевидно мужской тип (положение лицом вниз и т. п.). С другой стороны, случаи, когда основным аккомпанементом клиторальной мастурбации у взрослых являются феминные гетеросексуальные фантазии, встречаются постоянно, и Мелани Кляйн²⁰ настаивает, что именно это сочетание характеризует раннюю инфантильность. В инсбрукском докладе я выразил мнение о том, что вагинальное возбуждение играет в раннем детстве более важную роль, чем предполагалось – в качестве возражения в ответ на утверждение Фрейда²¹ о том, что оно появляется только в детстве, – еще раньше то же мнение выразили некоторые аналитики-женщины, Мелани Кляйн (1924)²², Жозин Мюллер (1925)²³ и Карен Хорни (1926)²⁴. Впервые я пришел к такому выводу, основываясь на того же рода материале, что и Жозин Мюллер, – речь идет о случаях женщин, в которых явные маскулинные наклонности сочетались с вагинальной нечувствительностью. Важно, что раннее вагинальное функционирование, так глубоко подавленное, сопровождается огромными количествами страха (намного большими, чем при клиторальном функционировании, и к этому вопросу мы должны вернуться). Обычно врачи считают вагинальную мастурбацию более характерной для первых четырех или пяти годов жизни, чем клиторальная, притом во время латентного периода это точно не так, – уже этот факт предполагает переход от феминной установки к маскулинной. Однако, помимо самого функционирования влагалища, в анализах маленьких девочек и взрослых женщин находятся множества свидетельств о феминных фантазиях и желаниях из раннего детства: о фантазиях, связанных со ртом, вульвой, чревом, анусом и рецептивной телесной установкой в целом. По всем этим причинам я чувствую, что к предположению о главенствующей роли клитора, а значит, маскулинности в ребенке женского пола, нам стоит относиться с подозрением, пока мы не будем знать больше о сексуальности этой ранней стадии.

Похожий пример расхождения во мнениях, к которому привели различающиеся первичные предположения, связан с проблемой интенсивности и направленности (цели) дейтерофаллического этапа. Фрейд, считающий, что как направленность, так и интенсивность объясняются маскулинностью протофаллического этапа, а травма столкновения с пенисом только подкрепляет её, критикует мнение Карен Хорни, согласно которому лишь направленность задается протофаллическим этапом, а интенсивность проистекает из более поздних факторов (страха)²⁵. Тем не мене, поскольку Карен Хорни поддерживает точку зрения Б, – и я, конечно, не могу сказать, до какой степени, – её мнение, скорее всего, было бы обратным тому, что приписывает ей Фрейд; она согласилась бы, что интенсивность дейтерофаллического этапа берет начало из фазы более ранней (хотя имеет место смещение), и ее точка зрения отличается только в том, что направленность для нее – не такая уж приобретенная, но в основном – детерминированная вторичными факторами. Все это, повторюсь, зависит от того, рассматривается ли ранняя фаза как преимущественно маскулинная и аутоэротическая, или же как преимущественно феминная и аллоэротическая.

Кажется, что для ответа на вопрос Фрейду достаточно того факта, что у многих маленьких девочек наблюдается долгосрочная и исключительная привязанность к матери. Он называет это пре-эдипальной стадией развития, на которой отец играет очень незначительную и негативную роль (роль соперника). Истинность этих наблюдений не подлежит сомнению: я и сам сталкивался с исключительным случаем, в котором сильная привязанность к матери не ослабевала до пубертатного периода, когда произошел столь же сильный перенос её на отца. Но всё это не исключает позитивного комплекса Эдипа в бессознательном воображении девочки, а доказывает лишь то, что если он существует, он пока не нашел способа выражать себя в отношениях с отцом. Как бы то ни было, как мой собственный опыт столкновения с подобными случаями, так и детские анализы, в особенности Мелани Кляйн, Мелиты Шмидеберг и Нины Сирл, показывают, что с самого раннего времени у девочек есть импульсы, направленные на воображаемый пенис, инкорпорированный в мать, но полученный от отца, вместе с наполненными деталями фантазиями о коитусе между родителями. Я хотел бы еще раз напомнить вам о роли, которая в предыдущей части статьи была отведена “концепту комбинированного родителя” – образу родителей, слившихся в коитусе.

Теперь мы обратимся ко второй из подсказок, о которых я только что говорил. Она касается ранних теорий коитуса, которые играют очень важную роль в сексуальном развитии маленькой девочки. Они должны помочь нашему исследованию, поскольку, как уже давно показал Фрейд, сексуальные теории ребенка отражают его особую сексуальную конституцию. Несколько лет назад профессор Фрейд написал мне, что при всей неясности вопроса о женском половом развитии, в двух вещах он уверен, и одна из них заключается в том, что первая концепция коитуса у девочки – оральное, т. е. это – фелляция²⁶. Но вполне возможно, что все немного сложнее, – во всяком случае, стоит рассмотреть следствия этого соображения. Во-первых, трудно поверить, что чисто оральная концепция появилась годы спустя после первых оральных опытов ребенка. Детальные анализы этого раннего периода, особенно анализы детей, подтвердили, что опыты и концепции тесно связаны не только генетически, но и хронологически.

Для Мелани Кляйн большое значение имеет стимул, который получают желания, когда ребенок сталкивается с постоянными несовершенствами и неудовлетворенностями периода кормления, она связала бы отлучение от груди как с серьезнейшими источниками враждебности к матери, так и с зарождением идеи о пенисоподобном объекте, призванном удовлетворять лучше, чем сосок.

Понятно, что желания, направленные на сосок, переносятся теперь на пенис и что в воображении эти два объекта претерпевают всестороннюю взаимную идентификацию, но трудно сказать, когда этот перенос начинает распространяться непосредственно на отца. Я уверен, что достаточно долгое время желания более относятся к матери, чем к отцу, – т.е. девочка ищет пенис в матери. Ко второму году жизни это туманное стремление становится более определенным и связывается с идеей материнского пениса, полученного от отца в акте фелляции, произошедшем между родителями.

Далее, идея фелляции едва ли может ограничиваться бессмысленным сосанием. Ребенок хорошо знает: сосут для того, чтобы получить что-то. Поэтому молоко (или семя) и (сосок-) пенис нужно проглотить, и знакомые нам символические приравнивания, а также собственный алиментарный детский опыт, приводят к идеям об экскрементах и ребенке, которые получены одинаково благодаря примордиальному акту сосания. Фрейд считает, что любовь и сексуальность ребенка, в сущности, лишены цели (ziellos)²⁷, и поэтому обречены на разочарование. Но согласно другой точке зрения, у них вполне конкретные бессознательные цели, и разочарование наступает от того, что они не достигнуты.

Для ясности я хотел бы уточнить, что здесь, на мой взгляд, речь идет об аллоэротических желаниях. Девочка еще не имела возможности развить аутоэротическую зависть при виде пениса мальчика; желание завладеть собственным пенисом, по причинам, хорошо описанным Карен Хорни²⁸, появляется позже. На ранней стадии желание через рот поместить пенис в тело и превратить его в ребенка (фекалию), пусть пока на алиментарном уровне, но все же родственно аллоэротизму взрослой женщины. Фрейд²⁹ считает, что девочка, разочаровавшись в желании иметь пенис, замещает его желанием иметь ребенка. Я, тем не менее, скорее согласился бы с Мелани Кляйн³⁰, что эквивалентность пениса и ребенка более естественна, и желание девочки иметь ребенка – как и желание нормальной женщины – вытекает непосредственно из аллоэротического желания иметь пенис; она скорее хочет получить наслаждение, помещая пенис в собственное тело и превращая его в ребенка, чем хочет иметь ребенка потому, что не может иметь собственный пенис.

Чисто либидинальная природа желаний имеет множество проявлений, но сейчас я упомяну только одно. За введением соска в рот следует анально-эротическое удовольствие от выведения фекалий, и связанный с этим процесс очищения обычно воспринимается девочкой как сексуальный опыт с матерью (или няней). Суть в том, что рука или палец матери приравниваются к пенису и, как правило, побуждают к мастурбации.

Если мать получает от отца все, к чему стремится девочка, тогда точно должна возникнуть ситуация типичного эдипального соперничества, настолько сильного, насколько сильна неудовлетворенность ребенка. Сопутствующая враждебность, непосредственно связанная с чувствами к матери в период кормления и аналогичная им, ими же подкрепляется. Мать обладает чем-то, чего хочет девочка, и не собирается делиться. В этом чем-то все более отчетливо выкристаллизовывается идея пениса отца, который мать выиграла в соревновании с девочкой и может теперь превратить в ребенка. Здесь я не согласен с громким заявлением Фрейда о том, что понятие Эдипова комплекса строго применимо только к детям мужского пола, и “только мальчики обречены на роковое сочетание любви к одному родителю и ненависти к другому”³¹. Кажется, в этом вопросе мы вынуждены быть plus royaliste que le roi³².

Фрейдовская фелляционная концепция коитуса, от которой мы отталкивались, не объясняет одного важного наблюдения, на котором он сам же настаивает³³: девочка чувствует себя соперницей отца. Фелляционная концепция коитуса кажется мне одной лишь частью истории. Можно дополнить ее идеей о том, что отец не только дает что-то матери, но и сам получает что-то от нее; короче говоря, она вскармливает его. Именно потому соперничество с отцом так сильно, что мать дает ему то, чего хочет девочка (сосок и молоко); сейчас я расскажу о других причинах соперничества с отцом, ненависти и негодования по отношению к нему. Садистическая загрузка этой концепции, которую можно назвать “мама-лингус”, порождает известные феминистские представления о мужчинах, которые “используют” женщин, истощают их, эксплуатируют, выматывают и т. д.

Маленькая девочка, несомненно, идентифицируется с обеими сторонами, задействованными в её концепциях, но её желание получать неизбежно оказывается сильнее, чем желание отдавать, ведь в этом возрасте так многого хочется и так мало нужно вернуть.

Что же тогда значит фаллическая активность по отношению к матери, замеченная Хелен Дойч, Жанной Лампль-де Гроот, Мелани Кляйн и другими женщинами-аналитиками? Не стоит забывать о том, как рано ребенок начинает видеть в пенисе не только орудие любви, но и разрушительное оружие. Охваченная садистическим гневом, который направлен против материнского тела и обусловлен в основном неспособностью вынести лишения, девочка цепляется за любое оружие: рот, руки, ноги; и в этом смысле садистическое значение пениса и приходящая вместе с ним способность направлять разрушительную струю мочи, – наверное, не последняя из причин, по которым она завидует мальчику. Мы знаем, что лишения стимулируют садизм, и, судя по фантазиям детей и их поведению в реальности, очень трудно переоценить количество присутствующего в них садизма. Благодаря ему возникает соответствующая боязнь возмездия, интенсивность которой, опять же, сложно переоценить. На сексуальное развитие и мальчиков, и девочек всесторонне влияет необходимость справиться с боязнью, и я должен согласиться со скептическим отношением Мелани Кляйн³⁴ к стремлению Фрейда описать сексуальное развитие, не ссылаясь на супер-эго, т.е. на фактор вины и страха.

Здесь я должен выразить сомнения, не придает ли Фрейд слишком много значения беспокойству девочки по поводу её внешних органов (клитор-пенис), и не закрывает ли он глаза на страшные боязни девочки, связанные с тем, что внутри ее тела. Я уверен, то, что внутри, – это источник гораздо более сильного страха, а беспокойство девочки о внешнем – на самом деле защитная установка, и вывод мой подтверждается детальными исследованиями Мелани Кляйн³⁵, связанными с идеей проникновения в ранние годы женского развития. Жозин Мюллер³⁶ удачно заметила, что анатомическое устройство девочки, наличие двух генитальных органов – вагины (и матки) внутри нее и клитора снаружи – позволяет ей сместить эротогенность изнутри вовне, когда внутреннее находится под угрозой. И наконец, центральный страх мучимой виной девочки – даже на уровне сознания – заключается в том, что она не сможет рожать детей, т. е. что ее внутренние органы повреждены. Вспоминается, во-первых, триада эквивалентных женских страхов, о которой говорила Хелен Дойч³⁷: кастрация, лишение девственности и роды, а во-вторых, – характерные для взрослых боязни “внутренних заболеваний”, особенно рака матки.

Сначала девочка страшится матери и ненавидит её, позже всё это переносится на отца, и опасения вместе с ненавистью очень часто оказываются любопытным образом сосредоточенными на идее пениса как такового. Как мальчик проецирует свой садизм на женские органы, затем используя эти опасные органы, чтобы гомосексуально уничтожить отца, так и девочка проецирует свой садизм на мужские, причем последствия получаются похожими. Это ужасно странное ощущение – столкнуться с женщиной, посвятившей себя обретению пениса (гомосексуально) и одновременно охваченной боязнью, отвращением и ненавистью к любому настоящему пенису. Такие случаи дают представление о боязни и ужасе, развивающихся в отношении пениса, самого разрушительного из всех смертельных оружий, и о том, в каком страшном обличии может предстать идея о его проникновения внутрь тела³⁸. Эта особая проекция играет настолько важную роль, что стоит задуматься, в какой мере боязнь девочки является результатом садистического желания откусить (и проглотить) пенис, отняв его у матери, или позже – у отца, желания, влекущего за собой опасение, как бы пенис, угрожающий, ибо садистический по своей сути, не проник в нее; сложно сказать, но, быть может, это и есть центральный вопрос.

Девочка, вырастая, переносит свое негодование с матери на отца, когда начинает понимать, кто на самом деле владеет пенисом (и удерживает его). У Фрейда³⁹ этот любопытный перенос вражды становится доказательством того, что она не могла возникнуть как результат соперничества с матерью, но мы видели, что другое объяснение, по крайней мере, возможно. Негодование – вполне ожидаемый результат невозможности удовлетворить аллоэротическое желание пениса, разжигаемое присутствием отца, и понятно, что сперва оно обращается на мать. Негодование, которое испытывает девочка по отношению к отцу, усиливается, поскольку он сдерживает либидинальное желание, точнее говоря, поскольку это сдерживание заставляет её страшиться матери. Ибо где есть опасение, что тебя накажут за желание, там удовлетворение этого желания может стать лучшей защитой от страха, или, по крайней мере, такая вера принята в бессознательном; а потому каждый, кто отказывает в этом удовлетворении, совершает двойное преступление, одновременно отказывая и в удовольствии, и в безопасности.

Пытаясь реконструировать развитие дейтерофаллического этапа, мы должны учитывать всю эту предысторию, которая, без сомнения, является лишь фрагментом воистину сложной картины. На этом этапе девочка осознает, что существа мужского пола, в отличие от нее, наделены пенисом, и её реакцией становится желание иметь свой собственный. Откуда именно берется это желание? Зачем ей нужен пенис? Этот вопрос крайне важен, и ответ на него позволит, в свою очередь, разобраться с не менее значительным вопросом об источнике враждебного отношения девочки к матери. Здесь довольно четко вырисовывается точка расхождения между А и Б, которая должна вдохновить дальнейшее исследование.

По сравнению с точкой зрения Б, достоинством ответа на оба вопроса с точки зрения А является простота. Согласно последней, девочка всегда хотела обладать пенисом, потому что всегда придавала ему ценность, потому что это его она представляет в своих самых сокровенных – и отчасти воплощенных – мечтах об эффективной работе клитора. И нет никакого серьезного конфликта, кроме возмущения, обращенного к матери, которую она винит в своем неизбежном разочаровании. Зависть к пенису – принципиальная причина, по которой она отворачивается от матери. Получается, значение клитора-пениса, в сущности, аутоэротическое, – Карен Хорни⁴⁰ уже давно дала этому хорошее объяснение. Желание почти полностью либидинальное и имеет то же направление, что и ранние тенденции, обнаруживающиеся у девочки. Разочаровавшись в этом желании, девочка обращается к инцестуозной аллоэротической феминной установке, но как ко второсортной. Любая так называемая защита, или скорее возражение, против феминности будет продиктована не столько страхом перед ней самой, сколько стремлением сохранить маскулинную установку, которой она угрожает; другими словами, женское возражение ничем не отличается от мужского потому, что феминность равноценна кастрации. Эта точка зрения, находящая и для ненависти к матери, и для силы дейтерофаллического этапа одну основную причину – аутоэротическое желание владеть клитором-пенисом – одновременно проста и последовательна. Вопрос, однако, в том, является ли она исчерпывающей, т.е. учитывает ли её исходное предположение, касающееся протофаллического этапа, все поддающиеся установлению факторы влияния. Здесь я приведу в качестве примера несколько авторов с разными взглядами. С одной стороны, Хелен Дойч⁴¹, следуя Фрейду, пишет: “я считаю, что Эдипов комплекс у девочек начинается с комплекса кастрации”. С другой стороны, Карен Хорни⁴² описывает “типичные мотивы обращения к мужской роли – мотивы, чьим источником является Эдипов комплекс”, а Мелани Кляйн⁴³ утверждает: “с моей точки зрения, защита девочки против установки на женственность обусловлена не столько маскулинными тенденциями, сколько боязнью матери”.

Таким образом, второсортной тут является маскулинная форма аллоэротизма; она возникает, поскольку феминность – в действительности желаемая – несет в себе опасность и вызывает невыносимый страх. Самым глубоким источником направленного на мать возмущения является несовершенство орального удовлетворения, которое побуждает девочку искать более эффективный сосок-пенис – в аллоэротическом, а позже – гетероэротическом, направлении; либидинальная установка по отношению к соску здесь выражается в феминных фантазиях, связанных с вагиальной или клиторально ймастурбацией вульвы, – девоча либо делает это самостоятельно, либо воспринимает процесс очищения как мастурбацию с участием няни. На этой стадии девочка гомосексуально привязана к матери, но только от нее она может получить желанный пенис, обманом или силой. Здесь все немного легче, ведь на ранней стадии, о которой идет речь, мать все-таки остается главным источником (аллоэротического) либидинального наслаждения. Девочка зависима от нее не только в плане влечения и наслаждения, но и в плане удовлетворения витальных потребностей. На этом этапе жизнь невозможна без материнской любви. Таким образом, у девочки есть самые что ни на есть сильные мотивы для привязанности к матери.

Тем не менее, другая часть картины, которая кроется в бессознательном, – более мрачная. Садистический импульс напасть на мать и ограбить ее приводит к сильной боязни возмездия, из которой, как я уже говорил, развивается боязнь проникновения пениса; она возрождается, когда девочка сталкивается с реальным пенисом, уже не материнским, но принадлежащим отцу или брату. На самом деле в этот момент девочка, как и раньше, обладает клитором, и мать ничего у нее не отнимала. Однако, она винит ее в том, что не получила большего – пениса, – но за упреком в том, что мать недостаточно внимания уделяет её аутоэротическим желаниям, скрывается более глубокий и сильный упрек в том, что мать отвергла истинные, феминные нужды её восприимчивой и стяжательской натуры, грозясь искалечить тело, если девочка продолжит настаивать на своем. Таким образом, точка зрения Б предполагает больше оснований для враждебности к матери, чем точка зрения А. Обе стороны одного мнения о препятствиях, которые создает мать на прегенитальном уровне, но по-разному оценивают препятствование на генитальном. Согласно точке зрения А, мать ничего не отнимает у девочки, но та возмущается, что ей не дали большего; согласно другой точке зрения, Б, мать одновременно препятствует достижению феминных целей (связанных с пенисом) и грозит, если девочка не откажется от своих целей, изувечить тело, то есть разрушить органы, действительно предназначенные для получения пениса и рождения детей. Неудивительно, что она всегда отказывается либо от части этих целей, либо вообще от всех.

Дейтерофаллический этап – это её реакция на сложившуюся ситуацию, защита от опасностей комплекса Эдипа⁴⁴. Её желание владеть собственным пенисом спасает находящееся под угрозой либидо, направляя его на более безопасный аутоэротический путь, как если бы оно спасалось, отклоняясь в сторону перверсии. К смещению на аутоэротическую (а значит, в большей степени эго-синтоническую) плоскость, влекущему за собой невротическую интенсификацию, примешивается, в свою очередь, разочарование. Очень немногие девочки не обманывают себя насчет источника их чувства неполноценности, и отчасти самообман сохраняется на протяжении всей жизни. Подлинным источником, как и всегда у чувства неполноценности, является внутренний запрет, вызванный виной и боязнью, и это гораздо больше относится к аллоэротическим желаниям, чем к аутоэротическим.

Но у фаллической позиции существуют еще и другие преимущества, – отсюда её великая сила. Происходит абсолютное ниспровержение пугающей материнской атаки на женственность, поскольку отрицается само её существование, а потому и причины любой подобной атаки. Появляется возможность справиться с амбивалентным отношением к матери. С одной стороны, девочка теперь обладает мощнейшим оружием для нападения, а значит, и мощнейшей защитой; Джоан Ривьер⁴⁵ уделила особенное внимание этому мотиву. С другой стороны, благодаря важному механизму реституции, которому Мелани Кляйн посвятила серьезные исследования, девочка может компенсировать свое опасное желание украсть пенис у матери: теперь у нее есть пенис, который можно вернуть обездоленной матери, и этот процесс играет значительную роль в женской гомосексуальности. И наконец, она более не подвержена риску садистического нападения со стороны опасного мужского пениса. Фрейд спрашивает: если и был какой-то отход от феминности, что еще могло бы быть его источником, если не из маскулинных побуждений? Мы убедились, что в девочке существуют гораздо более глубокие источники эмоциональной энергии, чем маскулинные устремления, впрочем, первые чаще всего могут выражаться через последние.

Я считаю, что по крайней мере в одном вопросе можно достичь полного согласия: желание пениса у девочки связано с ненавистью к матери. Связь этих двух явлений неразрывна, но именно по поводу её природы ведутся наиболее острые споры. Тогда как Фрейд говорит, что ненависть – это возмущение девочки тем, что она не была наделена собственным пенисом, по мнению его оппонентов, хорошо обоснованному благодаря Мелани Кляйн⁴⁶, сущность этой ненависти – в соперничестве за пенис отца. Согласно одной точке зрения, дейтерофаллический этап – естественная реакция на неприятный анатомический факт, и когда он разочаровывает девочку, она обращается к гетеро-эротическому инцесту. Согласно другой точке зрения, с очень раннего возраста девочке присуща эдипальная ненависть к матери, уже тогда подразумевающая гетероэротический инцест, а дейтерофаллический этап является бегством от невыносимых опасностей той ситуации; поэтому она имеет то же значение, что и соответствующий феномен у мальчиков.

Сейчас я бы хотел подвести итог и представить обобщенное сравнение этих проблем у мальчиков и у девочек. Как у мальчиков, так и у девочек гетероэротическое направление развития, согласно их природе (для мальчика речь идет о том, чтобы проникать, для девочки – быть той, в которую проникают) – отсутствует – или отклонено? – на дейтерофаллическом этапе. И те, и другие пола с одинаковой настойчивостью отрицают вагину (или отрекаются от нее?): предпринимаются все возможные усилия, чтобы сымитировать наличие пениса у обоих полов. Точно должно существовать какое-то общее объяснение этой особенности дейтерофаллического этапа, характерной для обоих полов, и каждая из сторон предлагает свое. Одни считают, что это – открытие различия полов вместе с его нежелательными последствиями; другие – что все дело в сильных опасениях перед вагиной, связанных со страхом, который вызван идей коитуса между родителями, и опасения эти обычно возрождаются, когда ребенок видит гениталии противоположного пола.

Наверное, главное различие между двумя точками зрения, которое порождает все остальные разногласия, а потому должно привлечь наше особенное внимание, заключается в разной степени важности, которую разные аналитики придают ранней фантазии о пенисе отца, инкорпорированном в тело матери. Уже более двадцати лет аналитикам известно о существовании этой фантазии, но, учитывая примечательные исследования Мелани Кляйн, нам стоит начать считать её неизменной чертой инфантильной жизни и уяснить, что сопутствующие ей садизм и страх играют решающую роль в сексуальном развитии как девочек, так и мальчиков. Это обобщение было бы полезно распространить на все описанные Мелани Кляйн и другими детскими аналитиками фантазии, так или иначе относящиеся к тому, что она называет концептом комбинированного родителя, который, как мне кажется, тесно связан с фрейдовской пре-эдипальной стадией развития.

Подавление гетероэротического функционирования – это не только основная черта дейтерофаллического этапа, характерная для девочек и мальчиков, но также и её мотив. Отрекаются в обоих случаях во имя целостности тела, чтобы сохранить половые органы (мальчики – внешние, девочки – внутренние). Девочка не хочет подвергать риску свою вагину или матку так же, как мальчик не хочет рисковать пенисом. У обоих полов есть веские причины для отрицания любой идеи коитуса, т. е. проникновения, и поэтому они решают сосредоточиться на внешней стороне тела.⁴⁷

Отправными точками для двух разделов моей статьи стали две взаимосвязанные проблемы: боязнь кастрации и опасения, связанные с вульвой, у мальчиков, а у девочек – желание иметь собственный пенис и ненависть к матери. Теперь можно доказать, что эти разные, на первый взгляд, явления, относящиеся к ранней жизни мальчиков и девочек, имеют на самом деле одну и ту же природу. Мальчик боится, что отец кастрирует его, если он проникнет в вагину, девочка же боится, что мать изуродует её, если она позволит кому-либо проникнуть в её вагину. Благодаря проекции опасность обычно ассоциируется с родителем противоположного пола, подобно тому, как я описал выше, – это явление вторично; его настоящим источником является враждебное отношение к родителю того же пола. Здесь мы имеем дело с типичной эдипальной формулой: инцестуальный коитус влечет за собой боязнь быть искалеченным родителем-соперником, того же пола, что и ребенок. И это истинно для девочки так же, как и для мальчика, но она вынуждена надеть более внушительную гомосексуальную маску.

Вернемся к концепции дейтерофаллического этапа. Если представленная здесь точка зрения верна, то мой термин “протофаллический” применим только к мальчикам. Он не так уж необходим, поскольку означает лишь генитальность, он может даже привести к заблуждению, если кто-то решит, что ранние генитальные функции у мальчиков чисто фаллические – т. е. аутоэротические, – тогда как аллоэротические функции существуют с очень раннего времени – уже на первом году жизни. Употребление этого термина в разговоре о девочках может привести к еще более грубым заблуждениям, особенно в глазах тех, кто считает их раннюю стадию развития, в сущности, феминной. То, что протофаллический этап характеризуется половым невежеством, – без сомнения, истина сознания, но существуют весомые доказательства того, что истинной бессознательного половое невежество не является; а бессознательное – важная составляющая субъекта.

Теперь перейдем к тому этапу, который я называю дейтерофаллическим и который обычно имеют в виду, когда говорят о фаллической фазе. Группа А, как мы уже отметили, склонна рассматривать дейтерофаллический этап независимо от протофаллического, как стадия естественного развития у обоих полов, причем направления их развития во многом не различаются. Группа Б уделяет больше внимания вопросу о том, в какой мере дейтерофаллический этап является отклонением от предшествующего ему, рассматривая даже изменение направления последнего. Не смягчая углов, можно сказать, что изначальный в гомосексуальный аллоэротизм ранней фазы у обоих полов превращается в аутоэротизм на дейтерофаллическом этапе. Поэтому у обоих полов этот более поздний этап представляет собой не чисто либидинальное развитие, а невротический компромисс между либидо и страхом, между естественным либидинальным импульсом и желанием избежать увечий. Строго говоря, это не собственно невроз, поскольку доступным остается лишь сознательное удовлетворение, а не бессознательное, как это происходит в неврозе. Речь скорее о сексуальном отклонении, которое правильнее назвать фаллической перверсией. Это сродни сексуальной инверсии, особенно у девочек. Обозначенная связь настолько близкая, что я позволю себе забыть ненадолго об основной цели статьи и применю к проблеме инверсии некоторые из сегодняшних выводов. Казалось бы, сущность инверсии заключается во враждебном отношении к родителюсопернику, либидинизорованном особым образом, путем присвоения опасных органов противоположного пола, органов, которые садистическая проекция превратила в опасные. Мы уже обсудили, в какой степени генитальный садизм обусловлен более ранним оральным садизмом, поэтому вполне возможно, что вышеупомянутый оральный садизм⁴⁸, являющийся корнем женской гомосексуальности, играет ту же роль в мужской гомосексуальности. Чтобы избежать какого бы то ни было недопонимания, напомню, что у фаллической фазы есть четко определенная модель. Её, как и все подобные ей процессы, правильнее рассматривать с точки зрения экономии и динамики. У разных индивидов могут наблюдаться как незначительные признаки, так и ярко выраженные перверсии.

Я не хочу сказать, что фаллическая фаза с необходимостью патологическая, хотя, очевидно, она может стать таковой из-за гиперболизации или фиксации. Это отклонение от прямого пути развития и реакция на страх, тем не менее, исследования могут показать в итоге, что ранний инфантильный страх неизбежен, и только фаллическая защита возможна в этом возрасте. На такие вопросы помогут ответить лишь анализы ранних лет жизни. Кроме того, мои выводы не умаляют биологической, психологической и социальной ценности гомосексуального начала человеческой природы; и мы вновь возвращаемся к нашему единственному ориентиру – мере свободного и гармоничного функционирования в ментальной экономии.

Позволю себе отдельно подчеркнуть выводы, показавшиеся мне наиболее значительными.

Во-первых, типичный дейтерофаллический этап, как и все перверсии, помогает сохранить возможность либидинального удовлетворения и отложить её, пока не придет время, – если оно вообще придет – когда можно будет справиться с боязнью быть изувеченным, а отклоненное, отсроченное гетеро-эротическое развитие возобновится. Инверсия, чей механизм подобен механизму защиты от боязни, зависит от садизма, порождающего эту боязнь.

Теперь мы, кажется, имеем право выше, чем когда-либо оценить значение, возможно, самого важного открытия Фрейда – комплекса Эдипа. Я не могу найти причин сомневаться в том, что для девочек, как и для мальчиков, переживаемые в фантазиях и реальности эдипальные ситуации – это самые судьбоносные психические события в жизни.

И наконец, я думаю, что хорошо бы нам помнить о мудрости, чей источник древнее самого Платона: “В начале … мужчиной и женщиной он сотворил их”.

1. В сокращении прочитана на Двенадцатом Международном Психоаналитическом Конгрессе в Висбадене 4 сентября 1932, полностью – перед Британским Психоаналитическим Сообществом 19 октября и 2 ноября 1932. Впервые опубликована в Международном Психоаналитическом Журнале, 1932. ↩︎
2. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, Международный Психоаналитический Журнал, 1932, стр. 297. ↩︎
3. К. Хорни, “Боязнь женщин”, Международный Психоаналитический Журнал, 1932, стр. 353. ↩︎
4. З. Фрейд, “Инфантильная генитальная организация либидо”, Собрание сочинений, 1924, стр. 245. ↩︎
5. З. Фрейд, “Некоторые анатомические последствия психического различия полов”, Международный Психоаналитический Журнал, 1927, стр. 245. ↩︎
6. Когда эта статья была прочитана перед Британским Психоаналитическим Сообществом, три детских аналитика (Мелани Кляйн, Мелита Шмидеберг и Нина Сирл), основываясь на собственном опыте, заметили, что признаки дейтерофаллического этапа обнаруживаются уже на первом году жизни ребенка. ↩︎
7. Мелани Кляйн, “Психоанализ детей”, Международная Психоаналитическая Библиотека, 1932, стр. 341 англ.изд. ↩︎
8. З. Фрейд, “Инфантильность”, цит. соч., стр. 246. ↩︎
9. Прим. пер.: здесь и далее слово “penetration” переводится как “проникновение”, а производные слова – соответственно “проникать” и т. п. ↩︎
10. К. Хорни, “Боязнь женщин”, цит. соч., стр. 353, 354. ↩︎
11. Там же, стр. 358. ↩︎
12. Они описаны, например, в “Психоанализе детей” Мелани Кляйн. ↩︎
13. Карен Хорни, “Боязнь женщин”, цит. соч., стр. 351, 352, 356. ↩︎
14. Мелани Кляйн в “Психоанализе детей” (цит. соч., стр. 333) однозначно высказывается на этот счет: “Нужно отметить, что “женщина с пенисом” – это всегда женщина с пенисом отца”. ↩︎
15. Интересно было бы обозначить точки схождения и расхождения наших выводов с выводами двух авторов, З. Фрейда и К. Хорни, с которыми у нас было больше всего поводов для спора. Мы согласны с фундаментальным положением Фрейда о том, что переход от прото- к дейтерофаллическому этапу происходит у мальчика из-за боязни быть кастрированным отцом, и что именно эта история имеет место в ситуации Эдипа.
    Думаю, Фрейд мог бы согласиться с тем, что феминные желания, скрывающиеся за боязнью кастрации, возникают как способ справиться с пугающим и любимым отцом: он, вероятно, сделал бы акцент на его либидинальном умиротворении, тогда как я уделил бы больше внимания враждебным и деструктивным импульсам, скрывающимся за феминной установкой. С другой стороны, я не могу согласиться с идеей о сексуальном невежестве, на которой настаивает Фрейд, – хотя бы в одном отрывке о первосценах и первофантазиях он оставляет вопрос открытым, я же считаю, что там, где появляется идея кастрированной матери, речь, в сущности, идет о матери, чей мужчина был кастрирован. И я не считаю дейтерофаллический этап естественным этапом развития.
    Я поддерживаю скептицизм Карен Хорни по поводу сексуального невежества и ее сомнения в нормальности дейтерофаллического этапа, а также ее мнение о том, что реакция мальчика на ситуацию Эдипа протекает под сильным влиянием его более ранних отношений с матерью. Но насчет связи между этими двумя явлениями она, на мой взгляд, ошибается: в действительности, боязнь феминных желаний, которая, по всеобщему признанию, скрывается за боязнью кастрации, порождается не стыдом, связанным с тем, что маскулинность маленького мальчика может буквально показаться матери ущербной, – она возникает из-за опасности алиментарного садизма в контексте ситуации Эдипа. ↩︎
16. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 297. ↩︎
17. Я мог бы, между прочим, прокомментировать неудачную двусмысленность фраз “желать пенис” и “хотеть пенис”. На самом деле, три значения этих фраз нужно различать, когда речь идет об инфантильной женской сексуальности: 1) Желание овладеть пенисом, поглотив его, и сохранить в своем теле, как правило, впоследствии превратив его в ребенка; 2) Желание иметь пенис на месте клитора, – для этой цели овладеть им можно разными путями; 3) Зрелое желание наслаждаться им в коитусе. Я постараюсь ясно указывать, о каком из значений идет речь в каждом случае. ↩︎
18. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 282. ↩︎
19. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 282. ↩︎
20. Мелани Кляйн, “Психоанализ детей”, цит. соч., 288. ↩︎
21. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 283. ↩︎
22. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 283. ↩︎
23. Жозин Мюллер, “К проблеме либидинального развития генитальной фазы у девочек”, Международный психоаналитический журнал, 1932, стр. 361. ↩︎
24. Жозин Мюллер, “К проблеме либидинального развития генитальной фазы у девочек”, Международный психоаналитический журнал, 1932, стр. 361. ↩︎
25. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 296. ↩︎
26. Стоит рассказать и о второй вещи, ведь любое заявление из такого источника должно вызывать интерес. Оказывается, девочка отказывается от мастурбации из-за неудовлетворенности клитором (по сравнению с пенисом). ↩︎
27. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 286. ↩︎
28. Карен Хорни, “О генезисе кастрационного комплекса у женщин”, Международный психоаналитический журнал, 1924, стр. 52-54. ↩︎
29. З. Фрейд, “Некоторые психологические последствия анатомического различия полов”, цит. соч., стр. 140. ↩︎
30. Мелани Кляйн, “психоанализ детей”, цит. соч. стр. 309. ↩︎
31. З. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч. стр. 284. ↩︎
32. Прим. пер.: “большими роялистами, чем сам король” (фр.) ↩︎
33. Там же, стр. 282. ↩︎
34. Мелани Кляйн, “Психоанализ детей”, цит. соч. стр. 323. ↩︎
35. Там же, стр. 269.. ↩︎
36. Жозин Мюллер, цит. соч., стр. 363. ↩︎
37. Хелен Дойч, “Значение мазохизма в душевной жизни”, Международный психоаналитический журнал 1930, стр. 48. ↩︎
38. Отсюда, между прочим, часто повторяющиеся фантазии об избиении, где пенетрация устранена. ↩︎
39. Фрейд, “Женская сексуальность”, цит. соч., стр. 296. ↩︎
40. К. Хорни “О генезисе …”, цит. соч., там же. ↩︎
41. Хелен Дойч, “О значении…”, цит. соч., стр. 53. ↩︎
42. К. Хорни, “Бегство…”, цит. соч., стр. 337. ↩︎
43. М. Кляйн, “Психоанализ детей”, цит. соч., стр. 324. ↩︎
44. Эту мысль, которая уже присутствовала в моей статье для инсбрукского конгресса, впервые, как мне кажется, выразила Карен Хорни (“О генезисе…”, цит. соч., стр. 50), а потом подхватила а и развила Мелани Кляйн (“Психоанализ детей”, начиная со стр. 271 цит. соч.). ↩︎
45. Джоан Ривьер, “Женственность как маскарад”, Международный психоаналитический журнал, 1929, стр. 303 ↩︎
46. Мелани Кляйн, “Психоанализ детей”, цит. соч., стр. 270. ↩︎
47. Я не утверждаю, что это единственный действующий мотив. Как отметила Джоан Ривьер во время обсуждения этой статьи в Британском Сообществе, он существует в контексте общей склонности к экстериоризации, присущей подрастающему ребенку, который стремится установить контакт с внешним миром. ↩︎
48. Мелани Кляйн (цит. соч., стр. 326 англ. изд.) говорит в этой связи об “орально-сосательной фиксации”. ↩︎